Игры маньяков - [21]

Он посмотрел на Бориса с выражением, лишенным вежливости. — Вот что ты должен знать, Борис…

То, что он назвал Бориса по имени перешел на «ты», произвело на Смирина неожиданный эффект. Это сразу же объединило их в союз, как если бы они были связаны сердцем, кровью и идеалами.

— Один или двое уже мертвы. Я не имею в виду буквально, но я имею в виду, что они все равно что мертвы. Ему придется это сделать, чтобы он знал, что ты осознаешь. Он понимает, что ты не сможешь понять его правильно, пока не узнаешь шок от этого.

— Это немыслимо, — сказал Борис, который тоже наклонился вперед на диване. — В этом нет никакого смысла.

Никольский посмотрел на него так, словно пытался разглядеть в Борисе что-то такое, что ему еще не было ясно. Как будто он пытался определить, можно ли доверять Борису.

— Было бы ошибкой, Борис, чтобы ты поверил, что это только о тебе и Израильянце. Сейчас объектив сфокусирован на тебе, но только потому, что Израильянц сфокусировался на тебе. В этой картине больше, чем ты можешь видеть со своего наблюдательного пункта. Ты всего лишь одна деталь среди многих, но сейчас ты стал очень важной деталью.

Никольский остановился и откинулся на спинку кресла. Но он не принял прежней томной позы.

— В ближайшие час-два нам придется многое решить, — сказал он. — Я верю, что ты хороший и честный человек, Борис. Я верю, что ты будешь честен со мной.

Никольский ждал, в его глазах снова появилась трезвость, углубляя морщины, которые собрались вокруг них.

— Для меня странно, почему он на тебя «наехал». Сейчас, с этими всеми санкциями, большие деньги крутятся только в Москве. А по словам Георгия, ты со своими людьми вел бизнес тихо, не слишком высовываясь, да и доходы твоей корпорации по сравнению со столичными компаниями не так, чтобы уж…

— Я должен рассказать тебе, — сказал он, — конец истории о семье Александра. Он замолчал, его взгляд был устремлен куда-то в другой конец комнаты. — я тогда опоздал, как и тогда в Мадриде. Мои возможности широки, но не безграничны. Но мы выполнили свои обязательства. Мы… — он снова перевел взгляд на Бориса, — забальзамировали их тела. Затем поместили их в склеп. Где он находится — тебе не надо знать. Я забочусь о тех, кто был мне верен.

Глава 13

Угодья Василия Свиридова находились в сорока километрах к югу от Сухуми. Его дом, построенный из розового камня, стоял в центре небольшой долины, окаймленной берущими свое начало в горах ручьями и густо поросшей акациями и кипарисами. По берегам самого большого ручья, тянувшегося по всей долине и проходившего через его угодья, росли платаны.

Хотя Василий, строго говоря, и не был фермером, ему всегда нравилась такая жизнь, и после того, как он с женой Ларисой прожили в новом доме несколько лет, он быстро приспособился к жизни пенсионера-фермера.

Этим солнечным днем Василию предстояло решить довольно простую проблему. Последние три года старый усохший платан одиноко стоял в дальнем углу угодий Василия — рядом с хозяйственной постройкой, приютившейся метрах в ста от его дома. Василий намеревался срубить его каждый год после того, как тот засох, и теперь мертвое дерево стало символом, своего рода назойливым напоминанием о его промедлении. В конце концов Свиридов включил его в список дел на этот месяц, и сегодня был день, который он отложил в своем уме, чтобы, наконец, выполнить эту работу.

Он собирался начать пораньше, пока еще прохладно, но отвлекся на персиковый сад, а когда снова вспомнил о дереве, было уже около одиннадцати, и он понял, что доберется до него только после обеда.

Было жаркое послеполуденное время, солнце стояло неподвижно в самом зените, когда Василий направился к сараю с инструментами с двумя чернорабочими, которые пришли несколько дней назад в поисках работы. Они слышали, что Василий расчищает подлесок вокруг кипарисового ручья в нескольких сотнях метров от дома. Василий дал им работу и поселил в лачуге неподалеку от источника. Но их навыки показали, что они были не очень хорошими работниками, и он решил расстаться с ними. Все же вчера он сказал им, что хочет, чтобы они помогли ему срубить старый платан. После этого он их отпустит.

Более чем с пятиметровой лестницей в руках и почти полуметровой бензопилой в руках Василия они направились к дереву. Работяги подняли лестницу как можно выше и прислонили ее к платану на развилке одной из самых больших голых ветвей. Они поддерживали его, пока Василий работал с бензопилой, а затем прикрепили пилу к ремню, который Свиридов сделал, чтобы цеплять пилу на деревья, когда работал один.

Работа с цепной пилой на лестнице может быть весьма утомительной, поэтому он приспособил упряжь так, чтобы можно было выключить пилу и позволить ей свисать с ремня, освободив руки, чтобы переставить лестницу и крепко стоять на ногах, когда он начнет двигаться по другой стороне дерева. Для человека его возраста, это была медленная работа.

Василий поднялся по лестнице, морально собрался и включил пилу. Он несколько раз нажал на спусковой крючок, пока пила не заработала на холостом ходу, а затем начал срезать, протягивая руку, чтобы обрезать верхние ветви, пока энергии было достаточно и мышцы были еще свежи.