Игрушка детского бога - [2]

"Подарил Аш людям огонь - стали люди зимой у огня греться, еду готовить на огне стали. Научил Аш людей лодки делать, стали люди в море плавать, оккулу бить, тенца бить, кербалу сетями ловить, водоросли собирать.

Показал Аш людям, где блескучий камень искать, как тот камень в огне калить, как ножи ковать, клювы для стрел ковать. Стали люди на берса ходить, стали беранов бить. Стали из бераньих шкур одежду шить, мерзнуть зимой перестали. Хорошо стали жить. Смотрит на них Аш и радуется. Слушает их Аш и доволен."

Фарел заерзал, одну ногу из-под себя вытащил, другую подвернул, следующий лист взял. Интересные сказки кё рассказывает, никто столько сказок не знает, даже мама.

Только Фарел про Аша не любит слушать. Грустная это история. А ему больше нравится про Огмуза-китобоя, про белую оккулу, про летучую мелузу. Даже про Рада и смертную лодку он больше любит, потому что Рад на ней за край света уплыл и там на звезду забрался.

Соседский Карак смеется над Фарелом, говорит, он Хура боится.

А кто ж его не боится-то, Хура?

"Много тысяч лет не спал Аш, устал. Опустился он на дно оккеана и уснул крепко. Приплыл тогда из-за края мира злой бог Хур. Один глаз у него молнией сверкает, другой морозом веет, изо рта яд капает. Глянул Хур правым глазом на землю, сжег деревья, дома сжег, вода в море закипела. Уплыла рыба далеко-далеко, к краю мира. Погоревали люди и принялись новые дома строить, новые деревья растить, большие лодки построили - далеко стали ходить за рыбой.

Глянул Хур левым глазом на землю, упала стужа лютая, снегом скалы занесло. Замерзли бераны, попрятались берсы, льдом покрылся оккеан, ушла рыба в глубину. Погоревали люди и только жарче огонь разожгли, принялись на берса ходить, принялись из-под снега колубни выкапывать, водоросли варить стали. Голодно стало людям, холодно, а все живут.

Тогда плюнул Хур на землю ядом, напал на людей черный мор. Никто не умел мор лечить, стали люди умирать. Так много умерло, что не успевали люди мертвых в лодки класть и к краю мира отправлять. Обрадовался Хур, вот-вот людям конец придет."

Фарел и дышать забыл. Дети замолчали, сбились в тесную кучку, циновки из рук выпустили. Сколько раз слышали историю, и все равно страшно становится: а ну как Аш не проснется.

"Жила тогда женщина, первая мудрая кё. Мужа у нее мор унес, отправился муж за край мира; всех детей унес мор, детей тоже в смертных лодках в оккеан отправила она. Остался у женщины один сын маленький, а и тот заболел. Плакала женщина три дня, и три ночи плакала, все звала Аша. Не слышит Аш, спит.

Пошла тогда женщина к оккеану, оборотилась белой водрой, на самое дно нырнула. Видит, сидит на дне Аш, глаза закрыл и спит непробудно.

Стала водра плакать горючими слезами, упали слезы Ашу на лицо, проснулся Аш. Рассказала ему водра про злого Хура, рассердился Аш. Поднялся со дна. Утишил огонь, прогнал стужу, убил черный мор. Погоревали люди по мертвым и снова хорошо стали жить."

Рядом Найра шумно вздохнула. Значит, не одному Фарелу боязно. А Карак... а пусть не дразнится Карак, сам он даже пууков боится, это все знают. А уж Хур куда страшнее пуука!

"Разозлился Хур, стал думать, как людей извести, Ашу досадить. Дунул Хур на воду, наслал на берег волну. Весь оккеан на дыбы встал, до самых звезд поднялся. Рухнула волна на скалы, все смыла - и дома, и лодки, и деревья. Погибли люди, только первая кё с маленьким сыном спаслась: оборотилась она снова белой водрой, сына на спину посадила и на волне к краю мира доплыла, за край заглянула. Потому самой мудрой и стала.

Разгневался Аш на Хура. Схватил он горсть песка и создал несчетно малых богов, сияющих как звезды. Пошел Аш с Хуром бороться, а малые боги принялись новых людей лепить. Слепили мужа для кё, и невесту для сына ее слепили, и многажды много еще людей. Стоят новые люди на берегу, смотрят, как Аш с Хуром сражается."

Фарел за нож схватился, сжал рукоять крепко. Так бы сам и побежал Ашу помогать.

Жалко его, Аша.

"Бились они много дней. Вода бурлила, на берег плескалась. Вырвал Хур Ашу глаз, покатился глаз на небо, засиял там ярче всех звезд, согрел землю. Выросла снова трава, и деревья поднялись.

Только людям не радостно. Ослабел Аш, стал Хур одолевать его. Вот уже и молнией его палит, и стужей морозит, и ядом плюется. Вот-вот погибнет Аш.

Бросились малые боги, окружили Хура, рвут его. Все лицо в клочки изодрали, и посейчас у него все лицо в рябинах. Да только малые боги Хуру - что берсу муухи; отмахнулся от них, и канули боги в море. Захохотал тогда Хур злым хохотом, обещал Ашу, что каждый год станет волну на берег гнать, дома рушить, людей топить."

Найра Фарела за руку схватила, пальцы ледяные. Кто-то в углу всхлипывает тихонько. Журчит, бормочет голос старой кё, а будто бы и не она рассказывает, а сам Фарел битву эту великую видит. Будто и не огонь в очаге горит, а сверкает молниями хуров глаз. И плачет, плачет в углу белая водра кё, печалится об Аше.

"Чувствует Аш, недолго ему жить осталось, некому будет без него людей защитить. Взмахнул он рукой, и застыло все, и Хур застыл. Заторопился Аш, схватил чудесный нож, что в любой камень, как в песок, входит, вырезал Аш умоломку и спрятал ее в башне на берегу моря. Поселил Аш в ту умоломку самое сердце оккеана. Погонит Хур волну на берег, встанет вода до звезд, но только сложит кто умоломку, и утихнет море, уйдет волна.