Игра в «Мурку» - [47]

Баронесса засмеялась секундой раньше других. Серега, давно уже наметивший себе тактику общения с Аталией, теперь мгновенно напялил на лицо маску человека, потерявшего дар речи.

— Содом и Гоморра по-русски, — сказал Теодор, смеясь. Но Серега был уже не тот инструктор в Африке и электрик в Димоне, который еще совсем недавно болтал тапочкой, сидя в салоне Теодора и Баронессы.

— Вот вы цитировали как-то Набокова насчет того, что у русской истории два аспекта — полицейский и культурный, — сказал он по-аталиевски вкрадчиво. — То есть что у двуглавого русского орла одна голова русской государственности, а вторая — русской культуры. Следует ли мне понимать вас так, что если отсечь ему первую голову, то одноглавый русский орел будет любезнее еврейскому сердцу?

— Даже под микроскопом не отличишь, какая из голов выполняет какую функцию, — возразил Борис.

— Странные мысли. — Осуждающая интонация Аркадия была совершенно линейной (y = k. x + a), и Серега, оставшийся с топором в руках и не найдя, куда его деть, рассмеялся.

— А правда, что в КГБ все — антисемиты? — спросила коварная Аталия.

Серега только секунду промедлил с ответом:

— Ради одного праведника не отведешь ли, Господи, длань свою от града сего?

— Wow! — произнес Борис. — Ну дает Серега!

— Что же, только евреям вечно цитировать Пушкина? — спросил русский разведчик, картинно потупив глаза.

— А знаешь, Серега, — сказал Борис, — во времена нашего отъезда, ты ведь помнишь, — дух критицизма витал над «шестой частью суши», но здесь вскоре мы прочли в глазах: «Расскажите нам, кто такие русские, и мы поймем, кто вы». Так что помимо сантиментов к Пушкину у нас имеется вполне прагматичная заинтересованность в вашем настоящем и будущем. Ваши настоящее и будущее в какой-то степени обнажают нашу наследственность. Между прочим, и без нас и нашего интереса здесь когда-то, после победы над нацизмом, самозабвенно пели переведенные на иврит русские песни. Потом… сам знаешь.

Серега кивнул.

— А насчет противоречия между делом мира и принципом этнокультурной общности, — не забыл Теодор, — то все дело, как всегда, в пропорциях.

Компания выпила за Величие и Пропорции и расплатилась с официанткой. Когда все вывалились на набережную напротив американского посольства, над морем верхняя точка исчезающего солнца выстрелила вдруг ярким одиночным лучом и мгновенно исчезла.

Они спустились к самой воде и молча пошли без цели вдоль берега по мокрому песку. Баронесса с Аталией сняли туфли. Пока мрачнело и приобретало свинцовый оттенок море, наклоненный к западу, облизанный прибоем песок стал казаться серым. Серее, еще серее и, наконец, отразил и море, и закат, будто с застывшего олова кто-то пытался смыть кровь, но не закончил и бросил, оставив где-то розовую пленку, где-то красноватую лужицу. Это длилось долго, очень долго, почти целый час, в течение которого изменялся тон красок на горизонте — от кроваво-красного к темно-бурому. Все это время море противилось попыткам своего описания тем, что катило без конца волны, оставаясь самым шумным и живым объектом осеннего вечера, легко перекрывая шуршание автомобилей, текущих по прибрежному бульвару. Оно захватило большую часть видимого глазу пространства, не проявляя интереса к берегу, к гостиницам и ресторанчикам, обзаводящимся в это время суток веселенькими огнями.

В ниспадающей темноте еще последней, слабой, клубящейся бурой дымкой на краю моря напоминал о себе закат, но уже податливый влажный песок отражал только электрические огни веселого берега. Еще немного, и море в беззвездную ночь станет невидимой шелестящей бесконечностью. По всегдашней своей привычке оно отражает только самое себя. И если море сейчас темно, то отражение его и вовсе — чернота.

ДИМОНА

Посреди недели заглянул к Теодору с Баронессой Борис — взять замеченный им в книжном шкафу старый, советских времен, сборник задач по математике, потренировать через Интернет своего племянника в Миннеаполисе.

Когда они уже пили кофе, зазвонил телефон. Сколько знаем семей, во всех трубку берут женщины.

— Привет, Сережа, — ответила Баронесса после того, как услышала, судя по выражению ее лица, что-то вполне приятное. Неудивительно. Куртуазность и хорошие манеры — фирменный знак КГБ. Еще некоторое время она внимательно слушала, а затем сказала: — Хорошо, к нам как раз сейчас зашел Борис. С остальными разберемся по телефону.

Последовало телефонное прощание с улыбкой хоть и невидимой абоненту, но вполне достоверно проскальзывающей по телефонным проводам к собеседнику.

— Похоже, Сережа начал скучать по Димоне, — сказала Баронесса, — он предлагает показать нам «свою Димону» в один из выходных.

— Отлично, — сразу согласился Борис. Теодор тоже не был тяжел на подъем. Он тут же позвонил Виктору. Тот, не кладя трубку, получил добро Аталии, а Борис тем временем по сотовому телефону звонил Аркадию. Этот разговор затянулся.

— Он спрашивает, что брать с собой, — прокомментировал Борис. И тут же в трубку: — Ну, что ты ей-богу, как барышня! Возьми «шестерку» пива и пару запасных гигиенических прокладок.

Борис перенес трубку от правого уха к левому, потом протянул ее Теодору: