Игра теней - [8]

Я был пьян, Клеопатра, мы вчера напились, как… (Нашелся.) Конечно, запомнил! Очень миленькое, как сейчас помню, личико, смазливенькое…

Клеопатра (ошеломлена его дерзостью). Смазливенькое?!

Антоний (спохватившись). В смысле — прекрасное! Просто-таки божественное лицо, поверь, Клеопатра! (Высокопарно, но и искренне.) Оно ожгло меня своими лучами, как полуденное солнце. Я ослеп! И только теперь прозреваю, чтобы увидеть его вновь. (Без особых угрызений.) Прости меня.

Клеопатра. Нет, отчего же… мне это даже льстит. Наверняка это не первые носилки, в которые ты заглядываешь без спроса, не первое женское лицо, которое ты увидел спьяну, и если оно и вправду показалось тебе смазливым…

Антоний (вспомнил с удовольствием). Выпили-то мы действительно изрядно…

Клеопатра (совершенно неожиданно). Сними с себя этого дурацкого льва, за ним тебя не видать!

Антоний (чуть опешил). Льва?.

Клеопатра. Ты ведь откинул вчера полог, чтобы увидеть меня. Сними его. И этот плащ тоже. Я хочу тебя видеть.

Антоний (зная себе цену, сбросил с плеч шкуру и плащ). Ты смелая женщина, Клеопатра.

Клеопатра. Нет, я просто любопытна. (Разглядывая его с жгучим интересом.) Что ж… Ты красив. Даже обутый. И даже при дневном свете. Ты действительно похож на Геракла. Правда, на Геракла в перерывах между его подвигами. (Без перехода.) Я не люблю красивых мужчин.

Антоний (обиделся). Какие же тебе по вкусу?

Клеопатра (уклонилась от ответа). Можешь надеть свой плащ. И это чучело льва тоже.

Антоний (оскорбился). Что ж, теперь твоя очередь снять с себя твою накидку, да и пеплос заодно. Любопытство за любопытство.

Клеопатра (задохнувшись от возмущения). Ты смеешь… ты посмел?!

Антоний (дерзко). Женщине скромность и целомудрие приличествуют больше, чем мужчине. Ты оскорблена? Или боишься?.

Клеопатра (холодно). Ты не стоишь ни моего гнева, ни страха.

Антоний (легко). Может быть, я стою твоей любви?

Клеопатра (чуть выспренне). Ты наглец!

Антоний (самоуверенно). Ты мне нравишься.

Клеопатра (невольно). Тебе ведь нравятся смазливенькие.

Антоний. И все другие — тоже. (Открыто, с восхищением.) Но ты не из них. Ты — Клеопатра.

Клеопатра (гордо). Что это значит — Клеопатра, знает лишь один человек на свете.

Антоний. Но ему приходится так часто диктовать письма, указы, эдикты… Я же — свободен.

Клеопатра. Свободен — от чего?

Антоний (бесшабашно). От всего. Когда я этого хочу, разумеется. Но хочу я этого всегда. От дел, обязанностей, забот…

Клеопатра. И даже от самого себя?

Антоний. Прежде всего — от самого себя.

Клеопатра. Значит, тебя — нет.

Антоний. И тем не менее я — перед тобой. (Неожиданно.) Хочешь — пока он диктует свою волю всему миру — я покажу тебе Рим? Не этот — самодовольный и приличный. Другой. Мой Рим — ночной, буйный, веселый?

Клеопатра. Я уже пресытилась Римом.

Антоний. Тогда я приеду к тебе и покажу твою Александрию.

Клеопатра. Что же ты мне можешь показать в Александрии, чего бы я сама не видела? Что мы с тобой там станем делать?

Антоний (как нечто само собой разумеющееся). Любить друг друга, что же еще?

Клеопатра (поддаваясь его напористой пылкости). Однако и дерзок же ты!

Антоний. Я научу тебя любви.

Клеопатра. Какая самонадеянность!

Антоний. Я разбужу в тебе женщину.

Клеопатра (защищаясь). Ты распутник!

Антоний. Я освобожу тебя от тебя самой. Я заставлю тебя заглянуть в такие сладкие бездны, в такую тьму безудержности — ты ахнешь!

Клеопатра (сдаваясь). По-моему, ты подонок, мой Антоний!

Антоний (чуть выспренне, но весело и убежденно). Мы спустимся на самое дно, и с его вершины ты увидишь то, чего никогда не видела. Ты хочешь этого?

Клеопатра (помимо воли). Да!. (Из последних сил.) Я боюсь тебя, Антоний! Мне страшно!

Антоний. Страшно и сладко! И захватывает дух! — ну же, Клеопатра, ну же! Смелее! И — не думай. Ни о чем не думай. Главное — не думать!

Клеопатра (сдалась). Что я должна для этого сделать?.

Антоний. Прежде всего — забыть, кто ты. Забыть себя. Прочь этот царский венец! (Снимает с нее венец.) Эту царскую мантию! (Срывает с нее накидку.) Этот расшитый жемчугами пеплос! Эти золоченые сандалии! — по аду надо ходить босиком, чтобы голыми пятками ощутить его жар!

Она стояла перед ним почти обнаженная.

Долой этого мертвого льва! (Сбрасывает с себя львиную шкуру.) И сенаторскую тогу! И этот меч, от которого у меня только синяки на ляжке! И башмаки тоже!.

Теперь и он перед ней — обнаженный, босой.

Александрия, душная, знойная ночь сорок первого года.

Антоний (он в своей стихии; почти торжественно). Вот твоя Александрия, которой ты владела, но не знала ее, ее не видно из окон твоего дворца. Грязная, смрадная, пьяная, порочная, прекрасная. Провонявшая острым духом харчевен и горькими морскими водорослями. Для начала мы пойдем в гавань, в портовые таверны и напьемся там вволю дешевого и кислого вина из глиняных кувшинов, мы будем пить его прямо из горлышка, и оно будет стекать с наших губ и подбородков на грудь… на твою обнаженную грудь, на твои соски, нетерпеливо летящие впереди тебя самой… (Пьет вино из кувшина.) Как тебе это вино, любимая?

Клеопатра (тоже пьет; в счастливом чаду). Это пойло рабов и нильских испольщиков… оно прекрасно, любимый. От него голова идет кругом.