Игра об Уильяме Шекспире продолжается, или Слова, слова, слова... - [7]

этого человека (Шакспера) противоречат этим представлениям, «антишекспиристы»-де отказывают ему в авторстве и ищут «историческую личность, чей образ находился бы в полной гармонии с творчеством и чья биография нашла бы в нём вполне адекватное отражение» (рецензент Г.). Так карикатурно искажается причина и сама сущность великой дискуссии, создаётся подобие теоретического обоснования для слепого следования традиции, сложившейся задолго до появления научной истории, с её методами отделения истины от мифов и сомнительных преданий. Как будто бы всё дело в «характере и поведении» Шакспера! С характером и поведением стратфордца (а точнее, с его занятиями), хотя и более чем странными для поэта и драматурга, ещё можно было бы как-то смириться — бывают же аномалии… Но неграмотный (или малограмотный) делец не мог быть величайшим писателем, гуманистом, эрудитом — такое не приснится и в кошмарном сне.

В посрамление зловредного «биографического метода» рецензент А. Зверев приводит неудачную попытку В. Ходасевича вычислить прототипа героини пушкинской «Русалки», после которой он напрочь отказался от своей мечты создать убедительную биографию Пушкина, что рекомендуется сделать и нам в отношении Шекспира. Опять притянутые за волосы параллели! Проблемы биографии, в том числе и творческой, Пушкина (жизнь и деятельность которого прослежена временами до дней и часов, его видели и описывали в дневниках, письмах, публикациях сотни современников, от него остались тысячи страниц бесспорных рукописей, заметок, личных писем) не идут ни в какое, даже самое отдалённое, сравнение с чудовищным, неустранимым противоречием, лежащим в основе «шекспировского вопроса». Повторю вопрос, который я уже задавал в печати рецензенту 3. и другим защитникам «бедного Шакспера»: если бы кто-то стал убеждать вас, что Пушкин родился в неграмотной крестьянской семье, не получил никакого образования, не оставил ни строки, написанной собственноручно, что его дети всю жизнь оставались неграмотными и т.п., что ответили бы вы такому «биографу»? Несомненно, вы сказали бы, что он глубоко заблуждается, что он рассказывает не об авторе «Евгения Онегина», а о ком-то совершенно другом!

Итак, мы видим, что ни игнорирование фактов, ни их искажение, ни «теоретические» выкладки и произвольные параллели не могут устранить или преуменьшить пропасть, разделяющую Шекспира и Шакспера. Косвенно это признают и наши «защитники бедного Шакспера», когда выдвигают свой последний «аргумент»: утверждение, что для гения никакая логика, никакие законы природы не писаны. Рецензент К.: «Гилилов просто не понимает, что такое гений. Гений — это всегда невозможное». Рецензент Н.Б.: «Гилилова, занимающегося вопросом об авторстве шекспировских произведений, то есть объекта сгущенной гениальности (sic!), не волнует вопрос о гении». И наконец, рецензент Г. чеканно формулирует: «Чудо истинной гениальности не подлежит упрощённо-рациональному объяснению». Проще говоря, нас призывают отказаться от попыток анализа и рационального объяснения достоверных фактов и просто поверить в чудо, этим фактам противоречащее. Но подлинная наука такие призывы отвергает и будет отвергать, ибо она всегда ищет именно рациональное, согласующееся с фактами объяснение явлений как природы, так и истории людей, в том числе истории культуры. И не успокаивается, пока такое объяснение не найдено, сколько бы на это времени ни потребовалось. Можно также заметить, что основные факты биографий гениальных представителей человечества рациональное объяснение всё-таки находят (пусть и не сразу). За исключением нашего случая — случая с традиционными представлениями о гениальном Шакспере из Стратфорда. Когда речь идёт о биографии писателя (гениального или негениального), мы вправе искать подтверждения, что человек, которого считают писателем, умел хотя бы читать и писать. В отношении Шакспера доказать это с фактами в руках никому ещё не удалось. Фактов же, доказывающих противоположное, — множество. Вот и приходится присяжным защитникам традиций в конце XX века призывать к вере в немыслимые чудеса, хотя речь идёт не о сотворении мира, а о человеческой биографии.

Было ясно, что оппонентов больше всего занимала защита привычной традиции, защита «человека из народа, бедного Шакспера», которого недоброжелатели пытаются заменить аристократом. Доводы оппонентов были не новы, а там, где они пытались прибавить что-то от себя, сказывалось плохое знание (а то и просто непонимание) существа и истории «шекспировского вопроса», что после многолетнего глухого табу на любую объективную информацию о нём удивления не вызывает. Сосредоточиваясь на отстаивании усвоенных с младых ногтей хрестоматийных представлений о личности великого драматурга, первые оппоненты почти не касались результатов последних исследований важных конкретных проблем, которым посвящена большая часть «Игры об Уильяме Шекспире». Эти специфические проблемы (датировки, идентификации прототипов в произведениях Бена Джонсона, Марстона и ряда других современников Шекспира) явно находились за пределами знакомой рецензентам сферы литературно-критического и теоретического словоговорения и особого желания вникать в них не вызывали.