Игра об Уильяме Шекспире продолжается, или Слова, слова, слова... - [5]
Стратфордская школа, как мы уже знаем, размещалась в одной комнате, со всеми детьми управлялся один учитель. Уровень обучения в провинциальных школах, по свидетельству авторитетного тогда педагога Р. Эшема, был весьма плачевным, а самым распространённым «учебным пособием» служила палка. Из всех мальчиков, одногодков Уильяма Шакспера, лишь один (из грамотной семьи) поступил потом в колледж. Если эту школу и сравнивать с чем-то, то разве что в лучшем случае с российской церковно-приходской. Но такая картина наших оппонентов не устраивает, и нам совершенно серьёзно сообщают, что стратфордская грамматическая школа конца XVI века по уровню даваемого ею образования соответствовала дореволюционной российской гимназии! Другой оппонент, К. Кедров, не разобравшись в тексте переводной книжки, восторгается, что в Стратфорде детей начинали обучать уже с трёхлетнего возраста на специальных подготовительных курсах! Таким вот подлинным оазисом ренессансной просвещённости выглядит под пером наших оппонентов провинциальный городок, где половина мужчин и 90 процентов женщин не умели подписать своё имя.
А как насчёт «удивительного» отсутствия следов хотя бы одной книги в доме Шаксперов? Для сравнения: от других писателей того времени дошло немало принадлежавших им книг с автографами и пометками… Здесь нам повторяют старый-престарый довод о двух книгах шекспировской эпохи, на которых надписаны инициалы владельца — W. S. — и отмечены некоторые места в тексте: вот вам и «доказательство» существования у Шакспера библиотеки! Неважно, что и тогда, и позже в Англии жили сотни людей, чьи инициалы совпадали с этими...
Нет ни клочка бумаги, исписанного рукой Шакспера, единственные «рукописи» этого человека — постепенно найденные шесть подписей под юридическими документами; подписи разные, с разной орфографией, какие-то неуверенные или неумелые. Многие сомневаются, что это действительно его подписи, а не пометки, сделанные писцом. По-разному объясняются их характер и различие между ними, высказывалось и осторожное предположение о какой-то неизвестной болезни, отразившейся на почерке Шакспера. Однако научная осторожность не является качеством, присущим нашим защитникам добрых хрестоматийных традиций, и вот один из них (совсем не врач) без тени предположительности сообщает своим читателям и слушателям, что «Шекспир» (то есть Шакспер) подписывал все эти документы, будучи тяжелобольным, и даже ставит точный диагноз: «обычный склероз или нетяжёлое кровоизлияние в мозг». Конечно, редко кто из оппонентов забывает сослаться на «научный подвиг» британского графолога начала XX века, приписавшего Шаксперу почерк, которым написаны полторы сотни строк в рукописи пьесы «Томас Мор», на том основании, что буква а в этих строках рукописи схожа с той же буквой в одной из шаксперовских подписей! Это «открытие» было с большими сомнениями и оговорками воспринято даже ведущими стратфордианскими авторитетами, так как любому здравомыслящему человеку ясно, что одиннадцать букв, входящих в эти подписи (к тому же, неоднообразно написанные), вообще не представляют достаточного материала для каких-то научно состоятельных идентификаций. Несмотря на это, сегодня многие британские составители собраний сочинений Шекспира (Стэнли Уэллс и Генри Тейлор, например) включают туда и этот отрывок, надеясь таким образом представить читателю «доказательство» не только грамотности Шакспера, но и его писательства. Следуя этим путём, один американский графолог недавно ошеломил мир заявлением о том, что «почерком Шекспира» написаны некоторые сочинения Фрэнсиса Бэкона и даже письма графа Эссекса. Разумеется, нашёлся в Москве рецензент, доказывающий грамотность Шакспера ссылками на этого американца.
Сторонники традиции не оставляют без защиты найденное в 1747 году завещание Шакспера, поразившее своим духовным и интеллектуальным убожеством обнаружившего документ рядового англичанина. Рецензент Г. почтительно трактует этот документ (где на поколения вперёд расписано всё имущество завещателя и его деньги до мелочей и пенсов, с учётом процентов, но нет даже слова «книга», не говоря уже о каких-то рукописях) как свидетельство принадлежности Шакспера к «обществу, основанному на уважении к частной собственности». В связи с шаксперовым завещанием рецензент Г. даже счёл необходимым специально подчеркнуть преимущество этого типа общества перед таким, «где поэту или академику не принадлежит даже дачный дом, где бы он окончил свои дни». Подобный довод в шекспироведческих дискуссиях безусловно является новаторским, хотя связь «шекспировского вопроса» с проблемой обеспечения поэтов и академиков личными дачами представляется мне не вполне ясной.
Несколько рецензентов одобрительно отметили тщательность и деловитость, с которыми Шакспер расписал по предполагавшимся (но так и не появившимся) потомкам своё имущество и деньги; конечно, не осталась без защиты и ставшая всемирно известной «вторая по качеству кровать с принадлежностями». В своей книге я просто сообщил в одной фразе, без комментариев, о том, что этот предмет мебели завещан жене. За такое невнимание к столь важному предмету я получил упрёк сразу от двоих рецензентов. Рецензент Н. Балашов при этом специально подчеркнул трогательный характер дарения и глубину чувства, выраженного Шакспером в самой формуле:
