Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса - [64]

Одна — это творческая биография Великого Барда Уильяма Шекспира, состоящая исключительно из дат появления (постановки, издания) его произведений, откликов на них, анализа их несравненных художественных достоинств и заключённых в них свидетельств высокой духовности и разносторонней, глубокой эрудиции автора, но не содержащая никаких конкретных данных о его личностно-бытовом характере и его окружении.

Вторая группа фактов состоит из подлинных документов о жизни, семье и занятиях уроженца городка Стратфорда-на-Эйвоне Уильяма Шакспера, пайщика лондонской актёрской труппы, не имевшего образования, вся семья которого была неграмотна, активно занимавшегося приобретением и умножением своего имущества и капиталов. Эта группа документальных фактов образует вторую биографию, которая не содержит никаких свидетельств, что этот человек имел или хотя бы мог иметь какое-то отношение к творчеству, к литературе и поэзии.

Каждый из собранных по крупицам поколениями исследователей фактов, заполняющих книги и статьи о Великом Барде, может быть легко определён как относящийся к одной из этих биографий, но очень мало таких следов, которые вели бы сразу к обеим. Несмотря на трёхвековую традицию, эти две биографии — о чём говорил ещё Р. У. Эмерсон — упорно не складываются в одно органическое целое. Нестратфордианцы объясняют это тем, что речь в них идёт о совершенно разных людях, причём иногда утверждается, что между ними вообще не было никакой связи. Поэтому для исследователя особое значение имеют те немногие факты, которые находятся как бы на пересечении двух биографий, доказывая этим, что оборотистый пайщик актёрской труппы со своими далёкими от всяких высоких материй занятиями и заботами попал в историю о Великом Барде отнюдь не по ошибке потомков. Ну а для шекспироведов-стратфордианцев эти немногочисленные смутные аллюзии и непростые реалии воистину драгоценны — ведь только они и подкрепляют (не считая уважения к почтенным традициям) веру в истинность стратфордского культа, в то, что Уильям Шакспер из Стратфорда и был величайшим поэтом и драматургом человечества.

Но из уже знакомых нам прижизненных фактов, относящихся к этой группе, стратфордианские биографы по понятным причинам не обращают особого внимания на появление медника Слая в «Укрощении строптивой» и на прозрачный намёк Джона Дэвиса в сторону «нашего английского Теренция». Остаются лишь нападки Грина — Четла на некую «ворону, разукрашенную нашим опереньем», и реплика из кембриджской пьесы «Возвращение с Парнаса» — об этой реплике мы ещё не говорили.

Один из персонажей пьесы, Кемп, — актёр-комик, танцор[55], клоун в труппе лорда-камергера. Он показан как человек бесцеремонный и невежественный: название знаменитой античной книги («Метаморфозы») он принимает за имя писателя. По ходу пьесы Кемп говорит, что «наш феллоу»[56] Шекспир побивает всех университетских писателей, «слишком пропахших этим писателем Метаморфозием, этим писателем Овидием и много болтающих о Прозерпине и Юпитере». Далее он упоминает Джонсона, который вывел на сцене Горация, дающего поэтам пилюлю, но «наш феллоу Шекспир устроил ему самому такую чистку, что он потерял всякое доверие». Многие нестратфордианцы не принимают эти слова всерьёз, ибо, во-первых, они вложены неизвестным автором в уста невежественного комического персонажа, а во-вторых, пьесу исполняли студенты, и слова «наш феллоу», произнесённые одним из них, следует понимать как «наш коллега по университету». Однако если одни студенты могли понимать слова «наш феллоу» таким образом, то есть как намёк, что Шекспир был «своим, университетским» писателем, то другие студенты и читатели (как и сегодняшние биографы-стратфордианцы) понимали их совсем по-другому. Они могли считать, что актёр Кемп говорит здесь о своём товарище по труппе; двусмысленная реплика — намёк для посвящённых — была вставлена неизвестным кембриджским автором сознательно. В любом случае эти слова комического персонажа свидетельствуют, что Уильям Шакспер из труппы лорда-камергера какое-то отношение к Великому Барду всё-таки имел и кое-кто в Кембридже был в курсе дела.

Что касается главных реалий, на которые опирается вся стратфордианская традиция и которые, как считают её сторонники, доказывают, что Уильям Шакспер из Стратфорда и Великий Бард Уильям Шекспир — одно лицо, то таких реалий всего две, и обе они появились только через шесть-семь лет после смерти стратфордца.

Мы уже знаем, что единственным откликом на смерть Уильяма Шакспера была запись в стратфордском приходском регистре: «25 апреля 1616 г. погребён Уилл Шакспер, джент.». Больше никаких откликов на уход из жизни «медоточивого Шекспира», чьи произведения были прославлены ещё при его жизни, неоднократно переиздавались, биографам не известно. Сохранились многочисленные элегии, целые сборники, оплакивающие кончину Филипа Сидни, Спенсера, Дрейтона, Донна, Джонсона и других поэтов и драматургов, лиц королевской крови, знатных персон и членов их семей, а вот на смерть самого великого из елизаветинской когорты — Уильяма Шекспира — ни один поэт, вопреки принятому обычаю, не написал ни единой строки, ни единого скорбного слова; нет ничего и в письмах и дневниках современников. В поисках объяснения такого чудовищного невнимания служителей муз к памяти своего великого собрата биографы вынуждены предполагать, что Шекспира, удалившегося примерно в 1612 году по неизвестным им причинам из Лондона в Стратфорд, просто забыли лондонские друзья и коллеги, а в Стратфорде, где книги и искусства были не в чести, простодушные земляки знали его лишь как состоятельного и оборотистого человека. Однако никто из биографов не забывает сообщить предание о том, что незадолго до смерти Шекспир (Шакспер) принимал в своём доме Бена Джонсона и Майкла Дрейтона. По случаю встречи друзья выпили так крепко, что у Шекспира началась после этого «лихорадка», от которой он через несколько недель и умер. Значит, если верить этому преданию, записанному через пятьдесят лет после события, лондонские друзья о нём не забывали, а вот на смерть его попросту не обратили внимания! Хотя тот же Бен Джонсон оплакивал в прочувствованных стихах смерть многих своих современников, а когда он сам в 1637 году умер, уже через год появился специальный сборник, посвящённый его памяти