Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса - [17]

 Бостонское «изобретение» снимает эту проблему для массового читателя, но не для исследователей. Может быть, текст первой части полностью занял две страницы, не оставив наборщику места для заголовка? Однако в аналогичных случаях составитель не опустил заголовки у стихотворения Марстона или Чапмена, хотя, чтобы их сохранить, ему пришлось перенести заключительные две строки Марстона на следующую страницу, где напечатано стихотворение Чапмена, использовать более мелкий шрифт для чапменовского заголовка и подписи и вообще «потеснить» прославленного поэта. Здесь же составителю было технически очень легко разместить заголовок (если таковой был у автора) за счёт переноса заключительной строфы первой части на следующую страницу, убрав оттуда хотя бы один из декоративных орнаментов (например, верхний): ведь такие орнаменты обычно использовались печатниками для заполнения пустого пространства. Но составитель и наборщик этого не сделали только здесь. Почему?

Остаются и другие вопросы. Действительно ли эти поэтические строки, заметно отличающиеся от других, бесспорно принадлежащих Шекспиру, написаны им? Во всяком случае, «Песни Голубя» гораздо ближе к сонетам, «Лукреции», «Венере и Адонису», чем эта поэма, следуя за которой мы оказались в окружении молчаливых сфинксов книги Честера… Замечено было и большое сходство «Плача» (поэтическая форма, язык) с поэтическими текстами двух пьес Джона Флетчера и высказано предположение о его авторстве. Что касается содержания, то именно здесь наиболее определённо указано: оба героя — и Голубь и Феникс — уже мертвы. Особо подчёркнуто, что они не оставили потомства, и специально оговорено: причина этого заключается не в их бессилии, а в обете целомудрия, которому был подчинён их брак. Насколько это согласуется с рассказанным о необыкновенных «птицах» другими поэтами?

Джон Марстон видит Чудо Совершенства

Поэту-сатирику и драматургу Джону Марстону в 1601 году было 26 лет, и до этого он ещё не публиковал поэтических произведений под своим именем. В честеровском сборнике мы находим четыре его стихотворения. Первое помещено на развороте с шекспировским «Плачем» и озаглавлено: «Рассказ и описание самого удивительного Творения, поднимающегося из пепла Феникс и Голубя». Некоторые английские и американские исследователи сборника озадачены: такое название как будто бы противоречит словам из шекспировского «Плача» «они не оставили потомства». Давайте, однако, посмотрим:

«О, эта душераздирающая Погребальная Песнь!

Может ли огонь, может ли время или злая судьба уничтожить

Столь редчайшее Творение? Нет, это было бы противно смыслу:

Никакая порча не осмелится тронуть это великолепие.

Природа призовёт справедливость, справедливость — судьбу.

Нечто никогда не станет ничем.

Смотри же, что за великолепное наследие, ярче,

Чем чистейший огонь, белее света луны,

Теперь возникает там из пламени?

Я застываю на месте, онемев от изумления,

Никогда ещё глазам не открывалось такое поразительное Чудо,

Как эта безмерная, чистейшая редкость.

О, всмотрись: это экстракт божественной Сущности,

Душа небесносотканной Квинтэссенции,

Пеаны[22] для Аполлона из смерти любящих

Образуют изумительное Творение…

Что за странное явление возникает из пепла Голубя

И принимает такую форму (чей ослепительный блеск

Превосходит сияние самого Аполлона)? — скажи, благородная

                                                                                             Муза».

Марстон просит божественных покровителей поэзии помочь ему увидеть и воспеть это изумительное творение, которое, по определению поэта, «метафизично, ибо оно не Божество, не мужчина, не женщина, но элексир всех этих начал»! И поэт чувствует, как «его Муза обретает необыкновенные крылья».

Во втором стихотворении, озаглавленном «Описание этого Совершенства», Марстон называет это творение, это чудо безграничным Ens — так в схоластической философии обозначалась наивысшая, абстрактная форма Бытия. Было бы «дерзостью» отважиться точно определить такое творение: оно трансцендентно, хотя и осязаемо, и Муза поэта лишь пытается его восславить. Но и тогда поэту не хватает слов, не хватает поэтических средств. Это Совершенство выше всего, что можно себе представить; говоря о нём, нельзя впасть в преувеличение, никакая самая высокая хвала, никакие дифирамбы не будут гиперболичны; такому чуду ничто не способно польстить. И поэт замолкает: «Это всё, что может быть сказано». Интересно, что, говоря здесь об изумительном Совершенстве, Марстон употребляет глаголы в прошедшем времени.

В третьем стихотворении — 18-строчном «сонете», названном «К Совершенству», — Марстон подчёркивает контраст между испорченным миром и незапятнанной чистотой Совершенства. Убогость, бесформенность, все телесные и умственные недостатки, присущие другим творениям, полагает поэт, можно объяснить тем, что природа долго отбирала отовсюду всевозможные достоинства, чтобы украсить ими своё Совершенство, эту несравненную редкость.

Последнее, четвёртое стихотворение Марстона — «Гимн Совершенству». Поэт восклицает:

«О, как я могу назвать это Творение,