Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса - [157]

Читают в Финсбери[158] и дальше.

Коль слава — ветер, пусть он дышит

И пусть весь мир о Томе слышит,

Пусть ветер, бриттов покидая,

Летит в Перу и до Китая.

Пускай на юг он устремится

К той птице Pyx, что больше птицы,

Которая у озера Стимфала

Гераклу солнце закрывала.

Коль ветер славы не остынет,

Он, может быть, на север двинет.

Хоть он расстанется с мечтою,

Узнав за неизвестности чертою,

Что там закон Христов не ведом,

Вдохнут сей ветер кит с медведем.

Пешком от Северного моря

Он к Антиподам двинет вскоре,

Что век под нами вверх ногами,

Чтоб не сместился мир под нами,

Что век дивятся, что мы с вами

К ним тоже — книзу головами.

Так вот, известие по кругу

Передадут они друг другу:

«Том, как с Венецией расстался,

Пешком до родины добрался!»

Стук башмаков несёт по свету

Весть о походах Кориэта.

Вопит счастливая орава:

«Обогнала героя слава!»

Утихнут страсти. Скромным видом

Том подчеркнёт: «Я — semper idem[159]!»

ИОАННЕС ХОСКИНС заканчивает.

ЛЮДОВИКУС ЛЬЮИКНОР начинает:

Поэт-червяк припишет непременно

Античным дурням ум наш современный.

Ио — Корова, Ослик Апулея

Нужны сегодня только дуралею.

Их с книгой Тома сравнивать-то жутко:

Что скрипку Феба с Пановою дудкой!

Ведь Том гогочет нам не о лягушках,

Гогочет он о градах, деревушках.

Он о чудесной бочке повествует,

Что над потоком древним торжествует:

Её вино рифмующие орды

Плодит быстрей, чем муз источник гордый.

В Одкомбе Томы мнят, будто Циклопы — блохи,

Том же собою вшей кормил неплохо.

Так древний был мудрец для вшей поживой,

Как в наши дни — создатель рифмы вшивой.

Пять месяцев наш Том жил, Музою беременный,

Штанов и башмаков не заменив и временно.

Се — плод его трудов, том — ваше достояние.

Грызите же сей орех, коль грызть вы в состоянии!

ЛЮДОВИКУС ЛЬЮИКНОР заканчивает.

ИОАННЕС СКОРИ начинает:

Ты — путешественник? Есть возраженье:

Не ты бродил, — твоё воображенье!

Не столь в науке, Том, твой путь успешен,

Сколь просто хорошо язык подвешен.

Что из того, что ты прошёл полмира?

Хорош ходок, да с трещиною лира!

Прочтя твой труд внимательно и строго,

Поймёт любой: написан он убого.

Урода породил твой славный предок,

   Но твой урод, прости, совсем уж редок.

Ещё младенцем ты не без азарта

   Из простыней мочою делал карты.

Как только ты впервые помочился,

   Английскому ты тут же научился.

Чуть позже завертись язык, что лопасть,

   Когда бы языков такую пропасть

Осилил ты? Не знаю я голландский,

   Французский, итальянский и испанский,

И греческим с латинским в коей мере

   Владеешь ты, я сроду не проверю.

В твоей башке историй — до отказа.

   Твои мозги приемлют лишь рассказы.

Пройдя Европу в блеске безобразия,

   Пройдись теперь по Африке и Азии.

Ты всех уродцев там сживёшь со света:

   Всех устрашит уродство Кориэта.

Свой труд повесь на спину иль на пузо

   И будет щит прочней, чем щит Медузы!

ИОАННЕС СКОРИ заканчивает.

ЛАУРЕНТИУС УИТИКЕР начинает:

Самому несравненному Поэтическому Прозаику, самому превосходному Заальпийскому Путешественнику, самому едино-безбрачному, едино-сущному и едино-штанному Наблюдателю, Одкомбианскому Галлобельгикусу

Взяв пару башмаков, одну суму,

Честь оказал Одкомбу своему:

За Альпами Одкомб известен стал!

А дома кучу перьев исписал

Ты, чудо мира, сотворив обзор

Всего, во что вонзал ты острый взор:

В людские нравы, склепы и врата,

И в башни, коих дивна высота,

В свиней, улиток, бабочек, ягнят

И в то, как мясо вилками едят.

Ты всё включил в обширный каталог:

Швейцарским гульфиком не пренебрёг

И донной веницейской; не отверг

Ты бочки, коей славен Гейдельберг.

Преславный муж! Ты редко выпивал,

Утешен шлюхой редко ты бывал,

И крал лишь только, чтобы дать ответ,

Коль брюхо вопрошало: «Где обед?»

Катил в телеге в странствиях своих,

Но больше топал на своих двоих.

Плевал на крики критиков-чистюх,

Лишь прусских ты чулок не вынес дух.

Ты полем битвы взор повеселил

И вшей отряд в Одкомб переселил.

А в Базеле, смутив мужчин и дам,

Штаны стирал ты, голый, как Адам.

Монастырей, монахов тьму ты повидал,

А сам не в келью, но в сундук попал.

Кончаю опись подвигов на том,

И про тебя скажу, про пухлый том:

   Ты чудесами славно кормишь нас,

   Тебя ж прославит чудный твой рассказ.

ЛАУРЕНТИУС УИТИКЕР заканчивает.

ИОАННЕС ДЖЕКСОН начинает:

                           Мир обойти

                   быстрее Кориэта, — из

           смертных кто-нибудь горазд на

           это? Нет — если б даже ткнуть в

       башмак он мог побольше перьев, чем

    Меркурий-бог, взять шляпу Фортунатуса[160]

   (в народе с времён Бладуда[161] крылья уж

   не в моде).  Ты кошелёк свой щедро раз-

 вязал и напечатал всё, что написал. Иначе как бы

мы узнали, что думал ты, какие видел дали? Каков

трофей твой?  В сём Яйце пою молитву я голодную

 твою. Твоё расслышав приглашенье, шлю в подхо-

 дящей форме прославленье. Друзей по Геликону

   верный круг прислал к яйцу соль, перец, ук-

   сус, друг, чтоб твой банкет украсить италь-

            янский, где восторжествовал твой

            дух гигантский. Своим рассказом

                   услаждая мир, печатню

                        истощи, презри

                            придир[162].

ИОАННЕС ДЖЕКСОН заканчивает.

РИЧАРДУС МАРТИН начинает:

Моему другу, который, лёжа под вывеской Лисицы,