Игра на вылет - [8]

Очень странно. Правда, подача негатива мягкая, ненавязчивая, сразу, если не отсматривать все газеты, все статьи подряд, если не разводить их по позициям: черное — направо, белое — налево, — ничего не углядишь. А если разводить, то, пожалуй что, 40-процентный перехлест получится. Сорокапроцентный!

Отчего такой всплеск? Может, я чего в политике центра не углядел? Не перелистать ли центральную прессу? Ну-ка. Негатив — позитив. Право — лево. Что получается? Равновесие. Пожалуй, даже некоторый перебор в сторону покоя.

А у меня, значит, черные тона. Где же раньше были мои глаза? Как я в собственном доме не углядел таких, почти революционных, изменений? Конечно, можно отговориться отсутствием на вверенных мне территориях каких-либо подозрительных событий, на нехватку времени, не позволяющую мне просто так, за здорово живешь, отсматривать в течение нескольких дней, в ущерб оперативной работе, пухлые подшивки газет, наконец, на отсутствие соответствующего приказа. Отговориться можно. Отговариваться все мы непревзойденные мастера, а вот простить себе промашку, нет, нельзя.

Что значит не было событий? Не было — значит, будут. И, похоже, очень скоро. Такие диспропорции в прессе просто так не возникают. Они — как свечение зарниц перед землетрясением. Замигали всполохи на небе — жди скорой катастрофы. А в том, что ты не заметил, не понял, не распознал предупреждения, — только твоя вина и беда. Тебе — не кому-нибудь — погибать под обломками обрушившегося здания.

Наверное, можно в этой ситуации извинить невнимательность простому смертному, но только не мне, профессионалу. На то я здесь и поставлен, чтобы улавливать мельчайшие изменения в политическом климате. А я бурю в упор не распознал! Позор! И что теперь делать? То, что делают разведчики всего мира, — копать, словно крот, вглубь. В моем случае вглубь — это ввысь. Если здесь кто-нибудь и располагает какой-нибудь информацией, то только люди власти. А власть — это не только кресла, но еще, как было во все времена, родственные и клановые связи, покровители и деньги, точнее, большие, еще точнее, очень большие деньги. К ним мне за разъяснением своих подозрений и идти.

Но идти — это не значит одеваться франтом, шагать по улицам, звонить в известные двери и, к примеру, представившись корреспондентом «Дейли телеграф», спрашивать: «Как жизнь, что новенького слышно и как вообще в целом политический климат? Бури, осадков, заморозков не обещает?» Точнее, спрашивать я могу, корреспондента «Дейли телеграф» в дверь сразу не попрут, но и правды не скажут — будут поить водкой, жать руку, улыбаться и радостно орать: «О'кей! Йес!» И тут О'кей, и здесь О'кей, кругом сплошной О'кей и вери гуд. Короче, зае…сь! Но это вам не понять, это непереводимо, это по-русски.

Работа у них такая, что правду на виду держать не резон, себе дороже выйдет. Правда их, как в сказке, за семью дверями, за семью замками, за семью печатями хоронится, и та на поверку выходит ложью. Только у меня, если честно, к тем дверям да замкам давно отмычки подобраны.

Нет, мне не требовалось лазить по сейфам и красть документы с грифом «совершенно секретно» или выколачивать необходимые показания кулачными методами. Мне довольно было ремонтировать телефоны и электророзетки, клеить обои, продувать батареи, выносить урны, подносить и убирать напитки. И все это, заметьте, чужими руками. В результате всех этих визитов на телефонах, батареях, подстаканниках и урнах остаются микроскопические, почти незаметные, но исправно работающие микрофоны.

Причем тех телефонистов, уборщиц, сантехников, референтов и прочую обслугу высоких кабинетов я опять-таки не стремлюсь склонить, как это любят показывать в шпионских фильмах, с помощью подкупа, шантажа и угроз к сотрудничеству. Вербовка — это крайнее в нашем деле средство. Именно на вербовке спецы сгорают чаще всего. А вдруг этот неприметный электрик, кроме основных обязанностей — вкручивать лампочки, — заодно исполняет охранно-контрразведывательные функции и для того и бродит с пассатижами по секретным кабинетам чтобы любопытствующих простачков вроде меня на себя, как на живца, отлавливать. Может, у этого электрика звание полковника Безопасности?

Но даже если он натуральный, стопроцентной пробы электрик, не привлечет ли он после вербовки к своей персоне внимание частыми, через плечо, оглядками, невесть откуда объявившимися на глуповатом лице пронзительными взглядами и походкой японского ниндзя при исполнении служебных обязанностей? Играющий обыденность любитель для цепкого глаза все равно что негритянский баскетболист в толпе европейских гимназисток. Такого захочешь не заметить — не сможешь.

Нет, если и решаться на вербовку, то только первых лиц, а на эту хозмелюзгу фантазию тратить глупо. Они и так помогут. Безвозмездно. Дело-то — пустяк: «клопа» поставить. Это еще проще, чем настоящего пальцем придавить. Говорить не о чем! На такую услугу даже согласия можно не спрашивать.

Скажем, иду я утром за хлебом и случайно встречаю в булочной техничку, убирающую небезынтересное мне помещение. Встречаю и очень вежливо трогаю в толпе рукой: «Разрешите протиснуться». Техничка, конечно, сторонится, пропускает меня, а потом покупает хлеб и идет себе на работу. А на одежде у нее или в волосах застревает на специальной липучке микрофон.