– Ладно.
– Обещаешь мне?
– Обещаю.
– Не забудь, что бы со мной ни случилось – беги.
– Ладно.
Фургон молочника медленно двигался по улице. Отец и мальчик низко пригнулись, стоя в дверях.
– Дай ему доехать до водокачки. Ты не волнуйся. Ничего, малыш, ничего. Ну, ступай.
Мальчик вышел вперед. Он медленно шел по улице, высоко поднимая ноги, увязавшие в мягком снегу.
«Надо было сказать, чтобы надвинул шапку на лоб. А то снег запорошит глаза», – думал отец. Он дышал, широко открыв рот. Грудь его тяжело вздымалась, и каждый вздох причинял ему боль.
Молочник исчез за домом. Тело мальчика устремилось вперед. Он вспрыгнул на передок и сунул руку внутрь фургона.
«Как долго, – думал отец. – О, господи, почему он так долго?»
Мальчик спрыгнул на мягкий снег. Он сунул бутылку с молоком в мешок и быстро зашагал по тротуару. В эту минуту молочник показался в переулке. Отец следил за ним. Молочник свернул к соседнему дому. Так. Все в порядке. Теперь уже не страшно.
Он провел рукой по усам. Потом судорожно глотнул и тяжело перевел дух. Он пошел вслед за мальчиком.
Мальчик поджидал его в следующем квартале. Лицо у него было сияющее. – Вот и готово! Вот я и сумел, правда? – говорил он.
– Правда, сынок… Молодец. – Он погладил его по голове. – Дай, понесу.
– Нет, я сам, – ответил мальчик.
– Ну, хорошо.
– Вот легко-то! Папа! Я мог и еще одну взять. – Он не отставал от отца, то пускаясь вприпрыжку, то скользя по мягкому снегу. – Папа, можно, я возьму завтра две? Можно?
Отец молчал.
– Слушай, папа! – Мальчик потянул его за рукав.
– Что?
– Можно?
– Что можно?
– Да я только что сказал.
– Я не слышал.
– Можно, я возьму завтра две? Ведь это легко. Все равно, что две, что одну.
– Нет.
– – Да я могу взять две бутылки.
– Нет.
Они шли молча.
– Вот бы рассказать ребятам, – заговорил мальчик.
Отец остановился. – Попробуй только расскажи, я тебе голову оторву.
– Знаю я. Не скажу. Мне просто так захотелось.
– Это воровство, – сказал отец. – Воровство.
– Да я знаю. Ой, папа, пойдем, мне холодно.
Они пошли дальше. Они шли, опустив головы, прячась от снега.
– Ноги промокли?
«– Немножко.
– Вот получу работу, куплю тебе калоши. Или резиновые сапоги. До колен. Тогда ходи по снегу, сколько тебе угодно, ноги все равно не промокнут.
– Когда будешь получать пособие, может, тебе и калоши дадут для меня, – сказал мальчик.
– Может быть. Я уже просил. Надо еще раз напомнить.
– Ну и пусть ноги мокрые. Ничего страшного нет.
Отец опять остановился. – Ты знаешь, что воровать нехорошо?
– Конечно, знаю, папа.
– Ты знаешь, что мы это делаем только ради твоей сестренки?
– Конечно знаю.
– Я никогда не воровал, – сказал отец. – Я всю свою жизнь работал. Я – хороший работник. Я всегда кормил семью. Спроси хоть у матери.
– Ну-у, папа! – сказал мальчик. – Ты не огорчайся. Я не буду вором, когда вырасту. Я знаю, что воровать нехорошо.
– А говоришь: воровал яблоки.
– Да это я просто так. Ведь хочется иногда чего-нибудь вкусного.
– Да. Я знаю, – сказал отец.
– Я не стану воровать. Я вырасту и буду такой же сильный, как ты, и найду себе работу. Честное слово, папа!
Отец взглянул на сына. «Как же, дожидайся, – подумал он. – В твои годы я был на голову выше тебя. Эх ты, комар несчастный, разве тебе дадут вырасти?»
– Ой, папа, как холодно, – сказал мальчик.
Они шли домой, мягко ступая по свежевыпавшему белому снегу.
