Игра до победы - [142]

– Когда вы с матерью переехали в Буэнос-Айрес, могли ли вы даже вообразить, что когда-нибудь станете знаменитым игроком в поло? – задумчиво спросила она.

– Нет. – Рауль подбавил в огонь еще несколько щепок, укладывая их одну к другой, как шалашик. Затем, не поднимая лица от костра, неожиданно сказал: – Мы еще не уладили ситуацию с вашим сыном.

21

Лес вскочила на ноги, опрокинув шаткий стул.

– Я не желаю об этом говорить.

Она отошла от костра и присевшего возле огня Рауля и остановилась у окна, борясь с дрожью, вызванной наполовину гневом, а наполовину холодом.

– Если он будет у меня учиться, мы должны решить наконец этот вопрос, – спокойно, но твердо сказал Рауль.

– И в вашем понимании «решение» состоит в том, чтобы я согласилась не присутствовать на тренировках? – спросила Лес. – Или же вы хотите, чтобы я окончательно уехала отсюда?

Рауль даже не шелохнулся, продолжая по-прежнему смотреть на мерцающее пламя.

– Я хочу учить вашего сына играть в поло. И уже говорил вам, что это невозможно в вашем присутствии, которое отвлекает его. Думаю, что сейчас выбор за вами.

– Какой выбор? Неужели вы считаете, что я спокойно соглашусь в тем, что мне запрещают наблюдать за тренировками собственного сына?

– Почему вы разрешили ему записаться в эту школу? – спросил Рауль.

– Чтобы он смог улучшить свою игру, – быстро и решительно ответила Лес. – Я думала, что вы поняли это еще в Париже.

– В таком случае почему вы затрудняете ему обучение?

– Я не затрудняю!

– Нет, именно так. – Рауль глубоко вздохнул и отвернулся, словно сдерживая поднимающуюся в нем волну раздражения. – Возвращайтесь к костру, сеньора Томас, пока не промерзли до костей в мокрой одежде, – увещевающе сказал он.

Это официальное обращение неприятно задело ее. Когда Рауль несколько минут назад ворвался в хижину, он назвал ее по имени – Лес. Почему же теперь он вновь перешел к сухой чопорности? Она медленно подошла к костру, и Рауль, не вставая, протянул руку и поднял упавший стул, чтобы Лес могла сесть. Как бы она хотела, чтобы ее не волновало, как Рауль обращается к ней. Если бы он оставался для нее только тренером, владельцем школы и никем более…

Рауль подождал, пока она сядет.

– Вы неплохо знаете поло, – начал он. – Решительно лучше, чем большинство прочих любителей, что, как я уверен, является заслугой Джейка Кинкейда. Тем не менее ваших знаний недостаточно для профессионального уровня.

– Я никогда не утверждала, что знаю поло профессионально, – напряженно сказала Лес.

– В прошлом, вероятно, ваши советы были очень полезными для Роба. Я вспоминаю также наш разговор в Париже. Вы сказали мне, что желаете вашему сыну только самого лучшего. Вы действительно этого хотите? – с сомнением спросил он.

– Да.

– Тогда вы должны передать бразды правления мне. Вы не сможете научить его тому, чему могу научить я. А если попытаетесь, то это замедлит его развитие в спорте, – веско проговорил Рауль. – Это то, к чему вы стремитесь?

– Конечно, нет.

Лес тесно переплела пальцы. Она согнулась над огнем, поставив локти на колени и низко опустив голову.

– Два человека не могут по-разному объяснять ему, как нужно делать одну и ту же вещь. У него должен быть только один авторитет. Когда ребенок идет в школу, он оказывается отделенным от родителей и высшим авторитетом для него становится учитель. Если ребенка будут учить и дома, то может возникнуть конфликт. Родители скажут ему: вот это – правильно, а это – неправильно, и ребенок может этому поверить, до тех пор пока учитель не покажет ему нечто совсем противоположное. Но время будет потеряно. То же самое происходит и здесь, когда вы сидите на боковой линии.

– Я не стараюсь затруднить для него обучение. Я только хочу помочь, – стояла на своем Лес, хотя и видела, что в его словах есть правда.

– Тогда помогите ему тем, что не будете вмешиваться в занятия. Ведь я не прошу у вас чего-то чрезмерного. – Рауль пошевелил огонь палкой, подталкивая полусгоревшую головню к середине костра. – Я не говорю, что вы не можете обсуждать с ним то, чему он научился, или как прошло занятие. Я только прошу вас не приходить на тренировки.

– Я понимаю все, что вы говорите, но я знаю Роба лучше, чем знаете его вы.

– И считаете, что любой учитель никогда не будет так же хорошо понимать вашего сына?

– Да.

Она знала, как Роб заставляет себя работать, иногда доходя до изнеможения, как это было сегодня.

– Хорошо это или плохо?

– Я не знаю. – Дождь, молотящий по металлической крыше, казалось, вторил путаным мыслям, стучащим в ее голове. – Дети имеют для меня очень большое значение. Вы не мать, и потому сомневаюсь, чтобы вы смогли понять меня.

– Когда ваш муж оставил вас, вся ваша жизнь сосредоточилась на них, не так ли? – проговорил Рауль, и Лес уловила в его голосе жесткие нотки. Губы его были крепко сжаты. – Материнская любовь тоже приносит утешение.

– Они – все, что у меня есть.

– У вас есть вы сама.

Взгляд Рауля был суровым и твердым. Лес почувствовала, что не может его вынести, и отвела глаза.

Пламя трепетало, потрескивая. Теперь идущий от костра жар согревал намного сильнее. Лес расстегнула «молнию» на своем жакете и сняла его, чтобы мокрая ткань не служила преградой теплу. Она повесила жакет на колено, чтобы огонь подсушил его, и стала смотреть на пляшущий перед нею огонь.