Игра без правил. Как я была секретным агентом и как меня предал Белый дом - [43]

Вероятно, выступление Пауэлла стало единственным по-настоящему значимым фактором, который помог «продать» грядущую войну американской аудитории. И лишь в сентябре 2005 года в интервью Эй-би-си ньюс Пауэлл сказал, что искренне сожалеет о своем выступлении, которое он назвал постыдным пятном на своей репутации. Он признался, что лично «не видел доказательств» связи между терактом 11 сентября 2001 года в США и режимом Саддама. «Я тот, кто от имени США представил миру такие данные [о военной программе Ирака], этого из моей биографии уже не выкинуть. Мучительно это сознавать».

Когда телевизионная трансляция закончилась и мы разбрелись по своим рабочим местам, у меня даже голова закружилась, до того я была расстроена. На меня навалилось то, что я не могу назвать иначе как когнитивный диссонанс: «психологический феномен, выражающийся в дискомфорте, который вызван столкновением между уже имеющимися знаниями и убеждениями и новыми сведениями или толкованиями». Я давно, ХХХХХХХХХ, и пристально следила за положением дел с ОМУ в Ираке, и известные мне факты откровенно расходились с тем, что сообщил Пауэлл. Не то чтобы приведенные им доказательства были взяты совсем с потолка, но у нас в разведке накопилось столько сомнений и оговорок, что выводы госсекретаря казались по меньшей мере чрезмерно смелыми, а говоря прямо — голословными. Складывалось впечатление, что Пауэлл пустил в ход заведомо сенсационные, воздействующие на эмоции слушателей сведения, не предупредив, как это принято, что информация не вполне достоверна. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Как разведчик-профи, я прекрасно понимала, что разведданных всегда недостаточно, и, когда приходится принимать решения, опираясь на то немногое, что известно наверняка, тебя всякий раз терзают мучительные сомнения. Такова уж природа невидимого мира разведки. Те данные, которые мы так старались раздобыть, оказались недостаточно убедительными — уж точно не такими, чтобы на этом основании начать войну. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

Вернувшись на место, я попыталась вновь сосредоточиться на текущей работе. Но выступление Пауэлла никак не шло у меня из головы. ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ Я твердила себе, что есть люди, и таких немало, кто выше меня рангом, у кого шире доступ к разведданным и, возможно, более высокая форма допуска к секретным сведениям, — они, вероятно, лучше меня осведомлены о предполагаемых иракских программах вооружения и планах Ирака по применению ОМУ. Быть может, удалось завербовать информатора в ближайшем окружении Саддама и оттуда поступили тревожные сигналы о его, Саддама, истинных намерениях? Мысль о том, что государство, которому я преданно служила столько лет, способно попросту раздувать повод к войне, не укладывалась у меня в голове. Я не понимала, что происходит.

Не считайте меня наивной идеалисткой — я вовсе не витаю в облаках и знаю, что бывают случаи, когда война — необходимая крайняя мера, к которой приходится прибегнуть, если дипломатия оказывается бессильной и все попытки урегулировать противоречия путем переговоров не дают желаемого результата. Мой отец сражался во Второй мировой войне на Южнотихоокеанском фронте, а брат был ранен во Вьетнаме. Я горжусь их воинской службой, верю в военную мощь и военное влияние США. Но вплоть до той минуты, когда я услышала выступление Пауэлла, я считала, что мое дело — сосредоточиться на микроаспектах подготовки к войне, и все свои силы я отдавала тому, чтобы оперативная работа на местах обеспечивала необходимые разведданные и чтобы при этом наши информаторы и сотрудники, лихорадочно трудившиеся во всех уголках мира, не снижали эффективности и не подвергали себя опасности. У меня просто не было времени на шаг отступить и взглянуть на картину в целом, понять, из чего она складывается и какие мощные силы задействованы в формировании общественного мнения. Не припомню, чтобы хоть кто-то у нас высказывался за войну или против. Об этом просто не говорили, да это и не принято. Однако ЦРУ во многом напоминало страну в целом, а после выборов 2000 года, вызвавших столько разногласий, мнения в стране делались все более полярными. Когда я пришла работать в Управление, о своих политических взглядах там никто вообще не упоминал. Однако по прошествии времени политика все-таки начала просачиваться в нашу профсреду, и теперь каждый более-менее четко знал, кто из коллег какого мнения об администрации Буша. Кроме того, я скорее интуитивно почуяла, что некоторых моих коллег определенно возбуждает перспектива повоевать; уж не знаю, волновали ли их к тому же имперские амбиции и мечты о славе. Все работали в ускоренном темпе, сознавая, что времени остается все меньше. Поскольку становилось очевидно, что войны не миновать, проблема защиты американских войск преследовала меня неотступно. Мне, как, думается, и большинству моих коллег, казалось, что у Ирака вполне могут иметься тайные склады ОМУ по всей стране — склады, которые нам обнаружить так и не удалось. Поэтому больше всего меня беспокоило то, что ЦРУ страшно подводит наши войска, ведь мы не сумели добиться ясности в вопросе, с чем им предстоит столкнуться, если они вторгнутся на территорию Ирака.