Игнатий Лойола - [9]

   — Проклятые французы! — шипел он сквозь сжатые от боли зубы.

Толстяк Педро каждый раз добродушно возражал:

   — Чем вам так не угодили французы, дон Иниго? Уж и помощь оказали, и отпустили с Богом.

   — Гореть им в аду вместе с их помощью! — злился Лойола. — Коновалы!

Тощий желчный Карлос предположил:

   — Сдаётся мне, дон Иниго, что вас снедает обыкновенная зависть к их рыцарскому поступку. Это весьма нехорошо. Разве одному вам позволено поступать благородно?

   — Пользуешься тем, что мне не вызвать тебя на поединок? — выкрикнул Иниго и замолк, пронзённый новой болью. Педро, понизив голос, сказал Карлосу:

   — Не сердись на него. Он не на тебя и не на французов злобу держит. За короля ему обидно, больше, чем за себя самого.

   — Здесь можно и согласиться, — проворчал Карлос, — мой венценосный тёзка в последнее время плохо различает подданных и их поступки с высоты своего величия.

   — Оставьте в покое короля! — прервал их Лойола слабым голосом. — Его власть от Бога, что тут ещё обсуждать...

   — Страдания весьма облагородили вам душу, дон Иниго, — заметил Карлос, — раньше мы как-то не слыхали Божиего имени из ваших уст.

В этот момент дорога круто повернула, огибая скалу. Откуда ни возьмись с гиканьем вылетели всадники в чёрных колетах и полумасках и окружили носилки с раненым.

   — Деньги! — крикнул один из разбойников, свесившись с лошади и издевательски щекоча шею Карлоса кончиком кинжала. Остальные негодяи молча поигрывали обнажёнными клинками. Храбрый кабальеро выхватил рапиру, но Педро поймал его руку и сильно сжал. Потом снял с пояса кошель и протянул разбойнику:

   — Вот. Возьмите и пропустите. У нас больной. Его нельзя задерживать.

Разбойник внимательно посмотрел в кошель и недобро ухмыльнулся:

   — Нельзя задерживать? Аристократ, что ли?

   — Он просто наш друг... — торопливо начал Педро, но был перебит срывающимся голосом Иниго:

   — Моё имя Иниго Лопес де Рекальдо Лойола.

Всадники в полумасках расхохотались.

   — Придётся забрать тебя с собой, Лопес де Рекальдо, раз ты такой гордый! — сказал главарь разбойников. — Выкуп за тебя порадует нас больше, чем эта жалкая подачка, — и он бросил кошель Педро в дорожную пыль. От удара кошель раскрылся, из него выкатилось несколько кривых серебряных монет, изготовленных недавно в Новом Свете. Такие деньги назывались «корабельные песо» — намёк на то, что их чеканили прямо во время плавания, невзирая на качку.

Карлос горько усмехнулся:

   — Какой тут может быть выкуп! Этот несчастный умрёт у вас через сутки.

   — Врёшь! — засомневался разбойник.

   — Да ты посмотри на его ноги! — начал уговаривать Педро. — Видишь — кость наружу торчит? Его пушечным ядром ударило, странно, что ещё жив.

   — Вот страсти-то Господни! — удивился разбойник. Даже вытянул шею, разглядывая Иниго. — Ладно, даёте ещё столько же и везите своего гордого покойника дальше. А ну, поднимите кошелёк! — велел он своим людям. Тут же двое спешились и наперебой бросились рыться в пыли, жадно выуживая кривые монеты. Карлос тяжело засопел и снял с пояса свой кошель.

Когда разбойники остались далеко позади — Педро сказал с восхищением:

   — А всё же рыцарь вы, дон Иниго, прямо как в старинных романах.

Карлос промолчал.

Июньское солнце обрушило на горные дороги лавину безжалостного зноя. Носилки уже давно казались путникам чугунными. Но ещё хуже было лежащему на них. У него снова начался жар, губы превратились в какую-то корку, постоянно трескавшуюся то здесь, то там. Как назло, кончилась вода, а до ближайшего селения оставалось не менее трёх часов пути. Сознание Иниго снова начало путаться, он провалился в полусон-полубред.

Карлос и Педро отработали свою очередь тащить. Отдали носилки братьям, чьи имена никак не мог запомнить Лойола, и, в качестве отдыха, честно плелись в хвосте процессии.

   — У него удивительный дар убеждать, — задумчиво произнёс Карлос, — до сих пор не понимаю, почему в цитадели я так верил в нашу победу. Ведь и младенцу было ясно, чем всё закончится.

Педро покивал согласно. Помолчав, спросил осторожно:

   — А ты ведь знаешь о его прежней жизни. Почему он вообще в Памплоне оказался? Он же вроде как при дворе блистал. Говорят, за какое-то преступление сослали?

Карлос хмыкнул.

   — Да я бы не сказал, чтобы он каким-то особенным блеском отличался. Служил пажом у Фердинанда, всё о фрейлине одной мечтал. Жозефиной её звали. Подвиг мечтал совершить для неё. Только ведь фрейлин при дворе всегда значительно меньше, чем таких... мечтательных юнцов. А в тюрьму, да, угодил. Было дело. Подожди, вон до дерева дойдём...

Впереди действительно торчало одинокое развесистое дерево. Все тут же прибавили шагу, стремясь в вожделенную тень. Осторожно поставили носилки у самых корней и устроили краткий привал.

   — Ну, так что же за преступление он совершил? — любопытство распирало Педро. Карлос огляделся. Раненый спал, постанывая время от времени. Остальные разлеглись вокруг дерева, наслаждаясь прохладой.

   — Знаешь, никакого особенного преступления ведь и не было. Так... обычный пьяный дебош. От стражи ускользнул, а потом сам пошёл сдаваться. Да не кому-то, а епископу. Брат сказал, будто церковный суд милосерднее светского, — Карлос вздохнул. — Не учёл, что придворного гуляку там судить не будут. Потом ещё и клириком назвался, когда понял, к чему всё идёт. Вот только клирики длинные волосы и оружие не носят. Епископ и начал допрашивать его со всей строгостью, а когда выяснил всё, отправил к светским властям. Ещё и велел дополнительно наказать за столь наглый обман. Правда, в тюрьме Иниго долго не задержался. Уболтал начальство, его и выпустили. Дар убеждения у него дьявольский.