Иерусалим, Хайфа — и далее везде. Записки профессора психиатрии - [23]

— Шалом, Миша, послюшай, это Карни. Я звонью тебе по просьбе профессор Игаль Гинат. Гинат — директор больницы «Тальбие» (Talbieh Mental Health Center, Jerusalem), и он хочет встретиться и говорить. Он сказал меня найти тебя, что было непросто.

— Шалом, Карни, а о чем хочет говорить профессор? — спросил я.

— Гинат ищет всегда умных мальчик, он видел твои бумаги на комиссии в профсоюзе врачей, и ему захотел поговорить о твоей работе у нас, в «Тальбие». Это будет тебе хорошо, не бойся, Миша.

— Хорошо, я приеду. Где и когда? — поинтересовался я, хотя никогда не слышал ни о «Тальбие», ни о ее директоре, что не было удивительным.

— Тебе будет говорить секретарь Илана. До встречи, Миша. Рада познакомиться.

— Я тоже. Спасибо за звонок. Пока.

Я не знал, как мне к этому относиться. Работу я не искал, а впереди еще был конкурс на должность заведующего отделением в Беэр-Шеве. Не слишком ли я разбрасываюсь?

Прошло несколько дней, и я стал забывать о разговоре с Карни. Как-то вечером позвонила секретарь Гината и на красивом иврите согласовала максимально удобный для меня день и час визита в «Тальбие». Утром 29 октября 1990 года я припарковался у ворот «Тальбие», где меня встретила Карни, невысокая полноватая женщина с живым симпатичным лицом. На вид она была моей ровесницей — может, чуть старше. Д-р Карни Рубин-Жаботински родилась в Нью-Йорке в 1943 году, репатриировалась в Израиль в 1945-м. Карни закончила Еврейский университет в Иерусалиме, имеет вторую степень по биохимии, работала в психиатрическом отделении больницы «Адасса», с 1989 года она — старший врач закрытого отделения в «Тальбие». Карни была внучкой того самого Зеева (Владимира) Жаботинского (1880–1940), знаменитого сионистского лидера, основателя движения «Бейтар», писателя, журналиста и переводчика.

Жаботинский родился в Одессе, в возрасте 18 лет отправился в Италию и Швейцарию изучать юриспруденцию. Работал корреспондентом известных русских газет в этих странах. Жаботинский противился социализму, считая его противоречащим человеческой натуре[31]. Государства Израиль могло и не быть, если бы не настойчивость Зеева Жаботинского, который был создателем регулярных вооруженных сил.

По мнению Жаботинского, борьба с арабами не противоречит требованиям морали, так как арабы имеют множество стран и государств, евреи же народ без страны и национального государства — следовательно, создание еврейского государства в Палестине справедливо вне зависимости от того, выгодно или невыгодно осуществление этой справедливости арабам. При этом Жаботинский выступал за предоставление арабам полного равноправия, но как национальному меньшинству в еврейском государстве и после того, как они согласятся с фактом существования этого государства[32]. Кстати, до сих пор арабы на это не согласны. Родство с Зеевом Жаботинским придавало Карни особую значительность, которая, однако, быстро улетучивалась в результате неформального и живого общения.

Профессор Гинат

В приемной директора восседала Илана — крупная женщина примерно 40 лет с красивым смуглым лицом и обаятельной улыбкой. Илана провела меня в средних размеров малопривлекательный мрачноватый кабинет. Он вмещал квадратный стол с десятком стульев вокруг. Профессор Игаль Гинат выглядел среднего роста грузным мужчиной с крупной головой на короткой шее, лет на десять старше меня. Его живые глаза, коротко подстриженные усы и лицо светились приветливой дежурной улыбкой. Игаль был немногословен, не задавал много вопросов, очевидно зная обо мне все, что ему было нужно, говорил тихо, но на вполне понятном мне иврите.

— В больнице есть свободная ставка старшего врача, на которую уже есть один кандидат, — сообщил Гинат после обмена приветствиями, нарочито медленно выговаривая слова. — Я хочу пригласить тебя участвовать в нашем неформальном конкурсе. Врачи больницы хотят выбрать одного из двух кандидатов после того, как вы прочитаете свои лекции.

Гинат сделал паузу, давая время переварить сказанное, посмотрел на меня оценивающим взглядом психиатра и продолжил:

— Нам нужен доктор, который смог бы оживить научную работу в клинике. Я впечатлен внушительным списком твоих публикаций. А каковы твои планы?

— Я привык сочетать клиническую работу с научными исследованиями и преподаванием в университете, но пока я не знаю, как у меня здесь получится, — ответил я, наблюдая за маловыразительным лицом Гината.

— Это не сложно, если есть подходящие научные идеи и квалификация, — резонно заметил директор.

— В таком случае я могу прочитать лекцию, если Карни будет переводить меня с русского языка. Желательно донести содержание лекции, а не смущать врачей легким ивритом, — сказал я, вернув беседу к главной теме.

— А о чем будет лекция?

— Например, о генетике шизофрении и биполярного заболевания. Моя лаборатория занималась этой темой последние десять лет. В лекции будут представлены неопубликованные данные, ну и обзор литературы, естественно. Надеюсь, что докторам будет интересно.

— Безусловно. Так и договоримся, — сказал Игаль, удовлетворенно улыбаясь в свои усы. — Если у тебя есть время, Карни покажет тебе нашу больницу.