Иерусалим, Хайфа — и далее везде. Записки профессора психиатрии - [22]

— Ничего страшного, — продолжал Белмекер невозмутимо из-за моей спины, — мы попросим комиссию профсоюза врачей признать тебя специалистом задним числом, то есть на три года раньше. Я напишу им просьбу от нашего центра (что, кстати, он и сделал в скором времени).

— Ну я не знаю, — вымолвил я в ответ и тоже встал со стула.

Я не был готов к такой беседе. Крыть было больше нечем, как, впрочем, и минимальной уверенности, чтобы дать согласие на авантюру, я тоже не чувствовал. Галя сидела молча и наблюдала за невероятной мизансценой: мне предлагали должность завотделением, а я искал аргументы для отказа от нее. Однако профессора это не смущало, и он гнул свое:

— Майкл, пойми, через пару лет ты будешь читать лекции в университете на иврите, — продолжал он. — В нашей стране через такие трудности прошли многие. Я напишу тебе рекомендацию, возвращайся в Иерусалим и готовься к конкурсу, — заключил он почти безаппеляционно.

Хаим вернулся в свое кресло и принялся писать от руки письмо-приглашение мне на работу. Мы с Галиной молча переглядывались, с трудом веря в происходящее. Передав мне письмо, Хаим провел с нами интересную экскурсию по университету Бен-Гуриона. Атмосфера университета не зависит от страны, и для меня она была вроде кислородной подушки. Затем мы вместе пообедали в университетском кафе, посмотрели его лабораторию и разъехались. Профессор Белмекер был очень любезен и, что удивительно, оказался прав в своих прогнозах. Я ему до сих пор благодарен за рекомендации и поддержку тогда, когда я в ней действительно нуждался. Читатель еще встретится с ним на страницах этой книги. Решение комиссии профсоюза врачей и встреча с профессором Белмекером были ключевыми в моей профессиональной карьере в Израиле.

Третьим игроком на этом поле, если можно так сказать, оказался профессор Игаль Гинат, о котором еще пойдет речь.

Штатная ставка

Вернувшись в «Эйтаним», я молча показал д-ру Левитину рекомендательное письмо профессора Белмекера. Он внимательно его прочитал не менее двух раз, нервно помял его в руках и сдавленно произнес:

— Так Хаим Белмекер не говорил ни об одном психиатре в Израиле.

Репутация Белмекера была такой высокой в стране, а в письме говорилось обо мне как об известном ученом, достойном должности заведующего отделением. Д-р Левитин выглядел изумленным. Он, более ничего не говоря, засунул письмо в карман и пошел обедать в столовую. Там письмо пошло по рукам других врачей. Горячая новость произвела на них шоковый эффект. Кто-то передал эту новость директору больницы. Через два дня меня пригласил д-р Лернер и попросил показать рекомендацию Белмекера. Пробежав глазами письмо и ничего мне не говоря, он позвонил в отдел кадров и распорядился оформить меня на полную штатную ставку старшего врача, в чем отказал мне еще пару недель тому назад.

— Ты хотел бы остаться у Левитина в отделении? — спросил директор.

Он выглядел сам не свой и вымученно улыбался, что было совершенно чуждо его лицу.

— Но это зависит от д-ра Левитина, — ответил я.

— Он просил меня об этом сегодня, — сообщил д-р Лернер.

— Тогда я согласен, — просто сказал я, желая быстрее закончить нашу встречу. Яков впервые протянул мне свою директорскую длань, пожав которую я покинул нелюбимый кабинет.

Меня все поздравляли: врачи, медсестры и секретари. Некоторые радовались такому повороту событий еще и потому, что директор вынужден был принять старшим врачом нового репатрианта, за которого они безуспешно ходатайствовали совсем недавно. Однако с д-ром Яковом Лернером мы часто пересекались в последующие годы, конкурируя публикациями в области исследования психологической адаптации новых репатриантов, а также на научных конференциях. Он всегда любезно улыбался, а я чувствовал, что был ему некоторым укором.

Профессор Хаим Белмекер оказался весьма серьезно настроен заполучить меня в «Беэр-Шеву», так как 19 октября 1990 года я получил официальное письмо об аттестации меня в качестве специалиста по психиатрии начиная с 1987 года, то есть за три года до того, как я приехал в Израиль. Выходило, что у меня уже есть три года стажа, и это открывало мне возможность участвовать в конкурсе на должность заведующего отделением. Но у Судьбы на меня были другие планы, и в «Этаним» я задержался не надолго.

5. Переход в «Тальбие» Доктор Карни Рубин. — Профессор Гинат. — Конкурс в Беэр-Шеве. — Война 1991 года. — Первые презентации

Что может быть логичнее безумной, красивой, абсолютно неправдоподобной случайности?

Сергей Довлатов

Лента новостей: 1991 год

15 января Америка начала операцию «Буря в пустыне»

18 января Ирак обстрелял территорию Израиля ракетами

20 мая Новый либеральный закон о выезде из СССР

1 июля Варшавский договор распущен

21 августа Путч в СССР заканчивается провалом

Доктор Карни Рубин

Мой первый год жизни в Израиле заканчивался неожиданно успешно в профессиональном плане: позади были ульпан и стажировка, получены лицензия на работу врачом и диплом специалиста по психиатрии, меня приняли старшим врачом на ставку в больнице «Эйтаним». Об этом я не мог даже мечтать. Но на этом неожиданности не закончились. Профессор Игаль Гинат, член комиссии профсоюза врачей, положил глаз на мои документы со списком опубликованных работ. Об этом мне стало известно из телефонного звонка женщины, говорившей картавя на ломаном русском языке: