Иерусалим, Хайфа — и далее везде. Записки профессора психиатрии - [10]
«Вам надо выбрать ульпан и записаться на курс иврита», — сказали мне в Министерстве абсорбции. Ульпан — это школа иврита для новых граждан — эмигрантов и репатриантов. Начальный курс иврита проходят за пять месяцев. За обучение платит государство. Мы выбрали ульпан в культурном центре «Жерар Бехар» в центре Иерусалима и стали ездить сюда ежедневно, как на работу. Через месяц появилось чувство, что мы не туристы, а просто живем здесь. Но как научиться говорить на языке Библии? Одна мысль об этом казалась мистической и портила настроение. «Как бы хорошо было бы здесь жить, если бы не иврит?» — фантазировал я, отгоняя маниловские мысли прочь[20].
Занятия в ульпане проходили в небольшой комнате со столами, расставленными буквой «П». В группе было 18–20 человек разного возраста и из разных стран. Учительница, полноватая брюнетка 38–40 лет, знала только иврит, что затрудняло наше обучение. Однако она обладала живой мимикой и артистическими навыками, чем успешно пользовалась, объясняя жестами значение слов. Мы с Галей присоединились к группе, которая начала занятия на месяц раньше, и нам пришлось догонять.
С учебой в ульпане наша жизнь приобрела некоторую определенность: в 6:00 — подъем, легкий завтрак и кофе, поездка автобусом до центра города в ульпан (20–25 минут). Учимся до 13:00. В конце урока голова переполнена, а глаголы путаются с существительными. Возвращаемся домой через рынок Маханей Иуда, где покупаем продукты, едем голодные домой. Обедаем, немного отдыхаем, учим иврит, учим иврит, … все время учим иврит. И это не обсессия, а просто тяжелая работа, сходная с изучением анатомии на первом курсе медицинского института: 270 костей, 640 мышц, сосуды, нервы и многое другое. И все это надо было просто запомнить, удержать и сохранить в памяти. На первом этапе изучения иврита тоже надо было ежедневно запоминать десятки слов и правил.
Ну и как вам, дорогой читатель, такая жизнь в первые пять месяцев? Правильно, на пикник не похоже! Дальше будет еще интересней.
В иврите всего 22 согласные буквы, гласных нет, все буквы строчные, а текст читается справа налево. Вы таки будете смеяться, но у меня были тайные надежды, что не все буквы могут мне понадобиться (!), — они, увы, не оправдались. Правда, элегантность и логика грамматики иврита вызывали у меня восхищение, хотя некоторым она казалась абракадаброй. Постепенно мои когнитивные способности стали работать по полной. Остервенело учу глаголы, таблицы спряжения и много новых слов. Память стала их удерживать. Уровень раздражения и злости на иврит заметно снизился, а интерес к языку — повысился. Словами наполняю маленькие блокноты, по 20–30 слов ежедневно. Память наполняется правилами и словами, которые в предложения никак не складываются! Ну никак! Тогда я стал запоминать слова-связки, фразы и обороты речи. Пытаюсь заменить ивритом русские слова в простых, обиходных предложениях, делаю много ошибок. А что делать с моим русским акцентом? Я его не замечаю, но он есть. Израильтяне терпеливы и доброжелательны, они скорее догадываются, чем понимают мою речь. Набираюсь наглости и пытаюсь перевести анекдот с русского на иврит — редкий смех бывал мне наградой. Гуляя по городу, читаю вывески и все, что попало. Стал что-то понимать, узнавать и перестал этому удивляться. Невероятно! Язык Библии можно понимать.
Предполагалось, что, закончив курс ульпана, «оле хадаш», репатриант сможет как-то объясниться на иврите. Эта приятная иллюзия разрушилась, не успев родиться. Необходимость читать, говорить, понимать приходившие по почте официальные письма и счета приводила меня в ужас и вгоняла в кататонический ступор. Помогал словарь, но им надо было еще знать, как пользоваться. А для этого надо было знать иврит, точнее — корни ивритских слов. Круг замкнулся. К концу учебы в ульпане я стоял перед дилеммой. На чем сконцентрироваться? Стараться говорить на иврите грамматически правильно, не обращая внимания на акцент, или говорить «как получится», но без акцента? Достичь того и другого одновременно мне казалось нереальным. Выбор был сделан в пользу первого. Поэтому я до сих пор говорю с «русским» акцентом, но зато — грамматически правильно, с редкими ошибками.
Страх сказать что-то неправильно «затыкал кляпом» мой рот. Фразовая речь у меня появилась на втором году жизни, и до 42 лет я был весьма вербальным человеком. А тут я замолчал! И я молчал как рыба почти год! На построение в голове правильной фразы уходило много времени, а когда она была готова, то уже не было необходимости ее произносить вслух. Я постоянно опаздывал. Курс иврита в ульпане закончился, но я оставался «собакой»: преданно смотрел в глаза говорящего, понимал отдельные слова, но не смысл, и ничего вразумительного сказать не мог. Местным жителям мое состояние было хорошо известно по собственному опыту, они улыбались и подбадривали, похлопывая по плечу. А у меня впереди была стажировка в больнице. Читатель, безусловно, понимает, что психиатр, в отличие от, например, хирурга или рентгенолога, на работе должен слушать, понимать, разговаривать, убеждать, читать и писать, то есть коммуницировать. «Психиатры больше ничего не делают» (ха-ха, шутка). Кто-нибудь встречал в жизни немого психиатра? Нет? Я тоже не встречал. Мой стресс все нарастал и становился чрезмерным.
Автор, известный ученый и врач-психиатр, откровенно рассказывает о своей жизни и перепетиях карьеры. Читатель узнает об эволюции пионера и комсомольца в инакомыслящего интеллигента, о «блефе коммунизма» и генезисе антисемитизма, о причинах Исхода из СССР. В Израиле автор прошел путь от рядового врача до профессора Техниона. Научные работы принесли ему заслуженную международную известность. Книга адресована широкому кругу читателей.
Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.
Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.