Иероглиф - [79]

Шрифт
Интервал

– Тебе-то что? – ответил он угрюмо. – Может, у меня секретное задание.

– Какое?

– Тебе не могу сказать. И никому не могу.

Во, как!

– Ну, Рома, ну давай помиримся! Ну что ты на меня злишься? Я тут крутилась совершенно одна и для каждого была добычей. Меня надо жалеть. А ты на меня наезжаешь.

Он не поддался. Стоял, упрямо опустив голову. Был зол на меня.

Так и расстались.


…Иногда мне кажется, что через меня проходит войско Чингисхана. Кто все эти люди и почему они идут через меня? Пусть проложат другой путь на Запад и оставят меня в покое. Я похожа на проезжий тракт. Все по мне прошли и все плюнули в душу. Ну почему ты, Рома, не прощаешь мне ничего, ни распущенности, ни жадности, ни желания выскочить наверх. Или мужская любовь – это подавление индивидуальности? Я должна принимать формат твоей мамы, иметь два платья: на зиму – потеплее, на лето – подешевле? Что молчишь?

Обиды свои я помнила хорошо. Первую обиду мне нанесли родители, когда растоптали мою любовь и взашей вытолкали на чужбину. Вторую обиду нанесли несправедливые люди, которые отняли у папы пост, и я увидела, как его ненавидят – он этого не заслужил. Третья обида большая как море, когда пришлось жить бомжом в арестованной квартире и каждую минуту прислушиваться к шагам на лестнице. Потом я переживала, что меня никто не любит. Что меня забыли родители. Что Ливеншталь предпочел Илону. Что Илона воспользовалась моим именем для своих грязных потаскушных дел… Потом меня хотели не принять в университет, хотя я была подготовлена лучше всех.

Но сегодняшняя обида на Рому была самая тяжелая. Я не была готова отступать перед жизнью, потому что понимала, что деньги решают все. Рома думал по-другому. Рома меня кинул. Он не хотел подняться над своими собственническими инстинктами. Как банальная деревенщина. На самом деле в столице уже давно стало модно отправлять своих жен фотографироваться обнаженными в «Плейбой». А один известный банкир вообще завел себе журнал, в котором все страницы заполняет его голая жена, демонстрируя различные варианты белья. Но чаще – без белья. И даже публика помельче, разные журналистики, артистики, уже пошли этим же путем. Все хотят раздеть своих жен и показать, что они еще клевые телки. Иначе зачем их содержать? В одном журнале я прочла фразу: «На девушку надо смотреть с позиции эксплуатации. Если она нравится всем, значит, это ценный продукт». Но Ромочка же в столицах не проживал, он же деревенщина. Он же строчил из пулемета, пока люди развивались духовно.

Я говорила это почти вслух, чтобы убедить себя в своей правоте, но сердце точила печаль: я понимала, что Рома не разделяет моего восторга перед порно. Путь славы видится ему другим. Это когда он весь в орденах, в сраженьях изувечен, а рядом я – Татьяна Ларина в кисейном платье. Как будто не прошло почти двести лет с тех пор, как Пушкин нарисовал эту идеальную картину.

Когда я вернулась домой в плохом настроении, то увидела пустую квартиру. Куда же подевались остальные домочадцы? Никто не встречал хозяйку в прихожей. Дома не оказалось Феди, исчезли вместе с ним индусы. Отсутствовали следы китаянки и Ливеншталя. Обойдя квартиру и заглянув в каждый ее укромный уголок, я неожиданно во встроенном шкафу обнаружила дрожащую, заплаканную Ли.

– Что случилось, Ли?

То, что она мне рассказала, выглядело невероятным.

Пока я изучала творчество Илоны в стрип-клубе, в ночной программе на Пятом канале совершенно неожиданно стартовал Федя со своим «проектом ЧТ». Не так-то быстро у него все это получилось. Прошло несколько месяцев с тех пор, как он заселился в мою квартиру. Все это время я изнывала от скуки в университете с малолетками, которые, выпучив глаза, изучали китайский язык.

Ли в точности не запомнила, как называлась передача. Хорошо еще, Ли догадалась, что Федя уехал именно на ТВ, забрав с собой Сативати и Велусами, потому что перед отъездом они все так орали и носились по квартире, нервничая, что не догадаться было трудно. Во всем этом деятельное участие принимал и Ливеншталь, который туда-сюда разъезжал на своей инвалидной коляске. Как только они все уехали, догадливая Ли сразу включила Пятый канал и стала ждать, когда на экране появится Федя. Ей все-таки не откажешь в сообразительности.

В передаче вместе с индусами и Федей принимала участие некая слепая китайская девушка. Откуда Федя ее взял – Ли не знает. Китайская девушка рассказывала, как год назад она попала под «пересчет». При этом у девушки не было глаз. Она была с пустыми глазницами. Ли билась в падучей, когда описывала эти белые пустые глазницы. Ослепленная девушка рассказала, что во время прошлого «пересчета» ее погрузили на корабль, и когда корабль отчалил в море, всех, кто на нем находился, начали подвергать «рыбообработке», как морской улов. Плавучий завод по заготовке человеческих органов работал день и ночь. Людей расчленяли и лишали жизненно важных органов. Эту китаянку лишили глаз, по-видимому, чтобы забрать у нее роговицу глаза. Она рассказывала, как выжила. Поскольку она была ослеплена, молода, то ее оставил тешить свою плоть доктор, который вырезал ей роговицу. Поплутав в море, корабль вернулся в порт Чайна-тауна уже без людей. Ослепленная девушка понимала, что корабль пустой, потому что на нем было тихо. Она еще целый год жила у доктора, дважды беременела, дважды подвергалась абортам. Она подозревала, что ее детей тоже использовали для каких-то медицинских целей…


Рекомендуем почитать
Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Женские убеждения

Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.


Ничего, кроме страха

Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».