Иерархия - [7]
Кроме того, в подобном случае вспоминают идентичность с другим персонажем. Главным образом мертвым. Ученики Пифагора представляли его похожим на шамана Гермотима, позже в Сталине находили Ленина. Римляне сделали из этого механизма политическую формулу. В каждом императоре воскресала личность основателя. Он и носил титул redivivus. Октавиан Ромул redivivus *. С той поры эта практика не прекращалась. Когда советские люди объявляли: «Сталин – это сегодняшний Ленин», они делали это под давлением все той же социальной и психологической необходимости. Все вожди поддерживают свою власть, взывая к имаго прошлого, которые, однажды воскреснув, зажигают былые чувства. Бодлер это очень точно заметил:
«Феномены и идеи, которые периодически, через годы, воспроизводятся, при каждом воскресении заимствуют дополнительную черту варианта и обстоятельства».
Таким образом, мы видим, что развитие общества управляется идеями, и идет по кругу, потому что нет ничего нового под луной. Писатели и философы видели полную картину общественного развития, но не могли прогнозировать по-научному. Ученые-обществоведы пытались прогнозировать, пользуясь специализированным научным инструментарием, но их модели неизменно оказывались неполными, так как не учитывали фактор человеческой иррациональности, известный писателям. Объединив эти два метода, выдающийся писатель-ученый Гумилев создал теорию этногенеза, удовлетворяющую всем требованиям. В результате, он мог задолго предсказать все общественные явления, через которые пройдет тот или иной народ.
Так, сегодняшняя фаза развития росийского этноса у него названа обскурацией. В фазе обскурации общественный организм начинает разлагаться, растут коррупция, преступность, численность населения значительно сокращается. Этническая система может стать легкой добычей более пассионарных соседей. В фазе регенерации возможно кратковременное восстановление этнической системы с последующим переходом к реликтовой стадии существования этноса, которая может длиться довольно долго. Последние две фазы Гумилев объединяет в одну мемориальную фазу, в процессе которой воспоминание о былом величии сохраняют только отдельные члены общества. Память о героических деяниях предков продолжает жить в виде фольклорных произведений и легенд. Достигшее гротескных форм увлечение, пожилых и не очень людей, символами, песнями, фильмами прошлого своей страны – наглядный тому пример. А так как у власти находится именно это поколение, нетрудно становится предсказать реанимацию империи. Правда, довольно кратковременную, не более чем на 10–12 лет.
Люди – это самопрограммируемые компьютеры. По мысли Маршалла Маклюэна, окружение человека, его среда, напоминает гигантскую обучающую машину. Однако человек не видит окружающую его среду. То, «что отчетливо видно и громко слышно – это старая среда, ее отображение в зеркале заднего обзора». Предшествующие человеческие поколения не замечали, как меняются они сами и их среда, и обнаруживали воздействие человека на среду только в прошлом. История утопических идей – это история «различных зеркал заднего обзора». Любая утопия – это картина прошлого, опрокинутая в будущее; ни одна утопия не отражает современности. Человек как бы боится взглянуть на окружающую среду и смотрит через зеркало назад. Только художники способны осознавать присутствие нового в настоящем. Но стоит художнику высказать свои наблюдения, как его мгновенно объявляют «чудаком» – ибо настоящее не принято замечать и узнавать, а заглядывать в него – опасно.
У самого Маклюэна тоже есть кой-какие наброски будущего. Естественно, оно все оказывается пронизано электроникой. Люди в нем живут, объединившись в единое племя, которое образовалось из предшествовавших ему мини-государств, исповедовавших национализм. Демократии в этом обществе не будет, поскольку не будет народа в привычном смысле этого слова, а условия индивидуальной свободы видоизменятся. В таком примерно ракурсе: «Будущие хозяева технологии должны быть веселыми и умными. Машина порабощает суровых, мрачных и тупых».
Карл Юнг, специалист в коллективном бессознательном и убежденный в особой, охранной роли языка, религиозных и культурных символов как надежной психологической защиты человека, говорил: «Бессознательные формы всегда получали выражение в защитных и целительных образах и тем самым выносились в лежащее за пределами души космическое пространство. Предпринятый Реформацией штурм образов буквально пробил брешь в защитной стене священных символов... История развития протестантизма является хроникой штурма образов. Одна стена падала за другой. Да и разрушить было не слишком трудно после того, как был подорван авторитет церкви. Большие и малые, всеобщие и единичные образы разбивались один за другим, пока не пришла царствующая ныне ужасающая символическая нищета... Протестантское человечество вытолкнуто за пределы охранительных стен и оказалось в положении, которое ужаснуло бы любого естественно живущего человека, но просвещенное сознание не желает ничего об этом знать, и в результате повсюду ищет то, что утратило в Европе».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.