Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [85]

Мне восемьдесят семь лет, почти девяносто; ходить всё трудней, часто забываю самые простые вещи, и каждый новый день воспринимаю подарком судьбы. Когда окажусь в другом, лучшем мире, первое, что попрошу Вседержителя, – даровать моему единственному внуку счастливую судьбу: любимую и любящую жену, удачливых детей, интересную работу – всё, что делает человека счастливым здесь, в этом мире.

Не знаю, читает ли Арик письма, которые я ему посылаю по интернету, но я всё равно пишу. При этом, чтобы не казаться навязчивым, стараюсь ни о чём не спрашивать и лишний раз не звонить. Боюсь обнаружить свою зависимость от него; зависимость обязывает и может раздражать. Пишу о том, что нужно приобретать и копить знания не так, как копят деньги, а чтобы найти и реализовать себя… Пишу об оскудении Палестины в Средние века, о том, что сменяются времена, люди, а духовное устремление народа остаётся тем же. Рассказываю про тоску средневековых испанских поэтов о Палестине; их стихи сегодня актуальны, как и тысячу лет назад. Живя в цветущей Испании, грезили о руинах на своей земле, где бесчинствовали рыцари креста, от которых иудеи не ждали пощады. В течение веков у нашего народа не пропадала надежда – мечта о возрождении государства на месте, где начиналась наша история. Пишу о чувствах Маймонида – испанского учёного и философа, посетившего Иерусалим в двенадцатом веке. «Сквозь тысячу лет изгнания, – писал он, – я узнал этот запах; если бы в этот миг молния поразила меня или какой-нибудь фанатик перерезал мне горло, думаю, я умер бы счастливым».

У внука не всегда хватает терпения слушать меня, и вряд ли он читает мои длинные послания. А я не знаю, сколько времени мне ещё отпущено в этом мире, вот и тороплюсь писать ему о наших мудрецах. Филон Александрийский, живший на рубеже старого и нового летоисчисления, говорил: «Следующими вещами создан мир: мудростью, разумением, справедливостью, судом, благодатью, милосердием». Арик спросил: «Что такое благодать?» Я предположил, что это благословение небес, способности, талант, и требуются усилия, чтобы реализовать их.

Иногда мне кажется, что внуку «до фонаря» всё, о чём я ему рассказываю, он перебивает меня на полуслове и начинает говорить, например, о том, как выиграть в казино, или о разных сортах пива, которые он пробовал накануне. Всякий раз, отослав ему письмо, сомневаюсь, будет ли он читать его или, назвав меня занудой, отправится пить пиво, к которому пристрастился в последнее время.

Уже четвёртый час ночи, несколько раз ложился и вставал – не идёт сон ко мне. Может быть, бессонница – благо? Ведь прибавляются часы жизни. В который раз возвращаюсь к мыслям о том, что развитие общества, становление духовной культуры идёт своим чередом. Ведь ещё задолго до Иисуса в Риме, среди язычников, возникла тяга к единобожию. Еврейский народ, по мнению Сенеки – философа римского периода, – берёт высокой нравственностью: «Их боги не пробираются в постели чужих жён». Иудеи также не оставались глухи к языческой культуре; переняли у тех же римлян портретную живопись, скульптурное изображение человека. При взаимовлиянии культур мы сохранили свою веру среди других народов на протяжении тысячелетий. И не растворились среди эллинов, на место пантеона богов которых пришёл своеобразный монотеизм – христианство.

Мысли непроизвольно сменяют друг друга. Весьма условно можно воссоздать исторические события и в какой-то мере разделить мнение тех, кто считает, что если бы после поражения в Иудейской войне и восстания Бар-Кохбы не было бы рассеяния, то евреи вжились бы в духовную культуру завоевателей и утратили бы свою веру. Что и случилось с жителями когда-то наших, а теперь арабских деревень. Арабы селились на обжитых нами местах и обращали местное население в мусульманство. При этом изменяли названия поселений, деревень; например, Бейт-Эль переименовали в Бейт-Тим. Вот и в деревне Ята возле Хеврона, откуда вышло много террористов, когда-то жили иудеи. Увы, отдельным поселениям не по силам было противостоять насильственному обращению.

Некоторые из толкователей нашей истории видят смысл рассеяния по миру в том, чтобы улучшить нравы других народов. Полагаю, что другие народы и без того признали бы основные поведенческие заповеди обязательными к исполнению. Только вот они же, бывшие язычники, стали нашими врагами. А что касается рассеяния по разным странам, так ведь и раньше, задолго до нового летоисчисления, мои единоверцы жили со своим Богом чуть ли не во всех концах земли и в какой-то мере влияли на духовную культуру народов Вавилона, Сирии, Египта, Римской империи.

Скоро начнёт светать и прилетит на балкон старый седой ворон, посмотрит на меня сначала одним глазом, потом вторым и начнёт пить из поставленной ему кружки с водой. Иногда мне кажется, что пить ему не хочется, особенно после дождливых ночей, когда кругом полно луж, а прилетает он, чтобы сказать: «Я здесь, с тобой!» Всякий раз радуюсь его визиту, особенно сегодня – в субботу, когда мой сосед уехал к дочери и я остался в квартире один.

Представляя события Иудейской войны, пытаюсь вообразить жизнь простых людей двухтысячелетней давности. Чем, например, вдова тех времён отличалась от безмужней женщины настоящего времени? Моя с детских лет привычка вживаться в чужие судьбы с возрастом стала сильней. Увижу человека и сразу придумываю его жизнь, а с Надей – женщиной средних лет из соседнего подъезда – и придумывать не нужно, сама рассказывает.