Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [4]

Шрифт
Интервал

О Нём радей. И разве предпочтёшь ты
Мгновенное тому, что неизменно?..
К Нему стремись. Кому хвала несётся
От уст всего, что жизнью вдохновенно.[5]

Я пою вместе с накрытыми талесами мужчинами – мы все в едином устремлении к Всесвятому, и забывается ощущение изгоев на чужой земле. Стихи ибн Гвироля, его беспредельная вера в Творца-создателя и свидетеля жизни заполняют меня. Часто кажется, будто я их написал.

Дай мне рассвет, Творец, хранитель мой,
И день, и вечер я пред Тобой,
Твоим величьем потрясён, стою –
Ты видишь всё, что в сердце я таю.[6]

Сознание всемогущества Создателя не мешало стремлению найти всему объяснение, например словам о таинстве красной коровы, пепел которой очищает от прикосновения к мёртвому человеку. Мысленно возвращался к первым главам Писания, где Всесильный сотворил человека по образу Своему и подобию; слепил из праха земного и вдохнул в него бессмертную душу. Душа, означающая подобие Бога, пребывает в теле человека, пока он жив. А потом вселяется в другое тело? Иначе как объяснить, что она бессмертна? Или остаётся на небесах? Нет, пожалуй, всё-таки вселяется в другого человека с другой судьбой. В противном случае не было бы ощущения припоминания, узнавания тех или иных мест, событий. Случается, встретишь первый раз человека, и кажется, будто ты с ним давно знаком. Может быть, моя душа жила в теле поэта и мыслителя ибн Гвироля? Он недавно умер в мусульманской части Испании в городе Валенсия. Его стихи мама читала мне ещё в детстве:


Шлёт луна в венце зелёном
Света дремлющего блики,
Бледным облаком объята
С жадной нежностью владыки.
Всё застыло. И лишь мирта
Оживляет мир великий,
В сладкой благостной истоме
Источая шорох тихий…[7]

Или другое стихотворение:

Чернилами ливней, рукой облаков,
Пером полыхающих молний
Рисует зима на бумаге садов
Лилово-пурпурные волны.
А людям такого не сотворить,
Равняясь красой с небесами,
Земля украшает наряды свои
Подобными звёздам цветами.[8]

Я вживался в звучание слов маминого любимого поэта, казалось, будто я написал некоторые из его стихов, ведь и у меня было ощущение своей избранности:


Я поэт, мне подвластен упрямец аруз[9],
Я как арфа златая для бардов и муз!
Моя песнь – украшенье для царской короны,
Диадема на самый изысканный вкус.[10]

Всплывают в памяти стихи моего предшественника, они вдохновляют, вселяют надежду. Мы, из поколения в поколение передающие память о своей благословенной земле, со временем непременно окажемся там.


Древний корень Давида,
               надолго ль могильной плитой
Ты сокрыт под землёю,
               бесплодный, окутанный тьмой?
Внемли звукам весенним
               и к солнцу пробейся ростком.
Неужели навеки царю
               суждено быть рабом?[11]

С годами я присвоил, сроднился с философскими трудами ибн Гвироля, в частности с работой «Источник жизни»; с воззрениями о переходных моментах от Всевышнего к материальному миру. Меня с предшественником объединяет и стремление к запредельному Первоначалу – Единому, которое, ничуть не умаляясь, истекает – творит мир. При этом могущество Творца не отменяет свободы воли и ответственности человека.

Может быть, благодаря раннему знакомству со стихами поэта и мыслителя, именно его я выбрал своим проводником в поэзии и философии. Ибн Гвироль и никто другой даёт мне ощущение родственной связи. И это при том, что у нас совсем разная жизнь; он, в отличие от меня, рано осиротел, был низкорослым, неизлечимо больным, бедным и безнадёжно одиноким. Я же здоров, отец не жалеет денег на моё образование, и, судя по отражению в зеркале, не могу пожаловаться на отсутствие внешней привлекательности. И характеры у нас разные – он нетерпимый, раздражительный, я же легко схожусь с людьми, стараюсь устранить конфликтные ситуации. И как-то само собой получается, что случайные малознакомые люди рассказывают мне о себе самые что ни есть скрываемые от других подробности. Потом спохватываются: «Ой, что это я разоткровенничался». А если случаются проблемы в отношениях с кем-либо, стараюсь удержать гнев и не обругать обманувшего доверие человека. Иногда просто прощаю, в Вавилонском Талмуде сказано: «Тому, кто прощает ближнего, прощаются его грехи».

Главное, благодаря заботе отца всё своё время могу посвятить учёбе; у меня нет нужды зарабатывать деньги. В дальнейшем приобрету умение лечить людей, что обеспечит безбедную жизнь. В отличие от Шломо ибн Гвироля – моего духовного предшественника – не буду нуждаться в щедрости меценатов. Он, при всей своей бедности, не льстил богатым любителям поэзии, не превозносил их несуществующие достоинства.

Понять бы прихоти судьбы, почему был обделён столь необычный человек. Будь моя воля, взял бы часть его бед на себя хотя бы из почтения и благодарности за единомыслие. За основу своего миропонимания и учения о наличии запредельного Первоначала он взял Единого Творца вселенной. Мне также близко его объяснение происхождения нашего мира нисхождением – эманацией Единого, и понятен призыв восхождения души к своему Истоку. И конечно, в счастливые минуты вдохновения воображаю себя таким же боговдохновенным поэтом. Шломо ибн Гвироль писал о себе:


Еще от автора Дина Иосифовна Ратнер
Бабочка на асфальте

Давид Рабинович, пожилой репатриант из России, ждёт в гости внука-солдата ЦАХАЛа и вспоминает всю свою жизнь……молодой специалист на послевоенном заводе, женитьба на русской женщине и сын от неё, распад семьи, невозможность стать абсолютно «своим» на работе и в коммунальном быту, беседы со священником Александром Менем и разочарование в его учении, репатриация, запоздалое чувство к замужней женщине…


Рекомендуем почитать
Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Молитвы об украденных

В сегодняшней Мексике женщин похищают на улице или уводят из дома под дулом пистолета. Они пропадают, возвращаясь с работы, учебы или вечеринки, по пути в магазин или в аптеку. Домой никто из них уже никогда не вернется. Все они молоды, привлекательны и бедны. «Молитвы об украденных» – это история горной мексиканской деревни, где девушки и женщины переодеваются в мальчиков и мужчин и прячутся в подземных убежищах, чтобы не стать добычей наркокартелей.


Рыбка по имени Ваня

«…Мужчина — испокон века кормилец, добытчик. На нём многопудовая тяжесть: семья, детишки пищат, есть просят. Жена пилит: „Где деньги, Дим? Шубу хочу!“. Мужчину безденежье приземляет, выхолащивает, озлобляет на весь белый свет. Опошляет, унижает, мельчит, обрезает крылья, лишает полёта. Напротив, женщину бедность и даже нищета окутывают флёром трогательности, загадки. Придают сексуальность, пикантность и шарм. Вообрази: старомодные ветхие одежды, окутывающая плечи какая-нибудь штопаная винтажная шаль. Круги под глазами, впалые щёки.


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Гонка за «Гонцом»

Ночью на участок пенсионера-садовода Влекомова падает небольшой космический аппарат. К нему привлечено внимание научных организаций и спецслужб США, Израиля, Китая, а также террористов. Влекомов из любопытства исследует аппарат, НАСА направляет своего сотрудника, женатого на племяннице Влекомова и напичканного без его ведома спецаппаратурой, Китай посылает красавицу Хо Чу. Все сталкиваются на шести сотках садоводства…