Идущий к свету - [4]

Но не прошло и минуты, как к остановке подкатил обшарпанный красный «Икарус», и водитель весело крикнул из окна:

— На Варшаву есть кто-нибудь?… Остановки по нужде в Вологде, Ярославле и Москве.

Павел Ильич и девушка подошли ко входу, и водитель открыл дверь.

— До Москвы возьмете? — спросил Павел Ильич.

— И мне туда же, — проговорила девушка.

Павел Ильич пропустил ее первой и сам вошел в салон.

— Двадцать гринов с носа, — как само собой разумеющееся, провозгласил водитель, захлопывая дверь.

Девушка вначале чуть было не рванула обратно к двери, но затем, обреченно махнув рукой, уселась на свободное место в первом ряду у правого окна. Соседнее кресло тоже пустовало, и Павел Ильич уселся на него, поставив свою объемистую дорожную сумку в проход.

— Вещички из прохода уберем и за проездик при посадочке уплотим! — вызывающе проокал водитель, выруливая с автовокзала. Девушка нервно полезла под сиденье за своей сумкой, но Павел Ильич остановил ее, протянув водителю пятидесятидолларовую ассигнацию.

— Не беспокойтесь, потом достанете.

Девушка невнятно пробормотала что-то вроде благодарности и сильнее вжалась в кресло; необходимой суммы у нее явно не было, но долг водителю ее и пугал и тяготил меньше, чем сложившаяся ситуация со странноватым пожилым незнакомцем.

Павел Ильич взял из прохода свою сумку и положил себе под ноги. Теперь он полулежал в кресле: так удобнее для дальней дороги.

— Сдачи-то у меня не отыщется покамест, — проговорил водитель, покрутив в промасленных пальцах зеленую бумажку. Павел Ильич сонно махнул рукой.

— Ладно, потом разберемся!

Деньги откочевали в нагрудный карман водительского пиджака, и «Икарус», выехав на трассу, пошел в разгон. Автобус был почти полон довольно веселыми и уже подвыпившими людьми. Это были «челноки», в основном, женщины, они ехали в Варшаву за люстрами. Одна из «челночниц», явно в подпитии, объясняла пожилому сменщику водителя идею этого бизнеса:

— Петрович! Ты пойми. Мы ж раньше как дураки в магазине по тридцатке люстры брали, а сдашь тут уже по сорок пять, ну по полтиннику, да дорога еще, какой навар? А тут Людка этого Яцека того… ну, шуры-муры, а это его люстры-то… Понял… Людка и говорит, что мы, дуры, что ль, совсем?! А? Понял, Петрович? Бабки, что ль, девать некуда? У него-то они по пятнашке на заводе-то, а завод-то маленький, смех один, ну что твой сарай. Ну ему-то это тоже, Яцеку в смысле, выгода… Он Людку-то за это все на руках носить готов…

Петрович, видимо, в первый раз отправляющийся на такое важное дело, да еще за границу, был само внимание.

— Нинка! А они хоть как разбираются-то? А? Люстры-то? А то как их ложить-то?

— Да раскладываются они на маленькие фитюльки такие, Петрович! Ты не видел их, что ль?

— Да я раз только у тебя на кухне… бракованную, что ты себе оставила.

— Ой, Петрович! Так то ж старье мы теперь не берем! Ты смотри…

Павел Ильич, насколько мог, вытянулся и закрыл глаза. Тяжелый день сегодняшний был долгим, а обманчивое июньское северное солнце все не хотело садиться: уже одиннадцатый час вечера, а природа лишь погружается в зыбкий мираж белой ночи. Прошло еще сколько-то времени, и все пассажиры обитатели автобуса уже дремали, высунув в проход босые усталые ноги. Не спали только водитель, затравленно забившаяся в угол девушка — попутчица Павла Ильича, да Нинка с Петровичем.

— Так, слышь, Петрович, Яцек этот и говорит: «Мне б таких, как вы, еще четыре-пять автобусов в месяц, и все, я тогда настоящим великим паном стану», слышь, Петрович! Он вечером-то приходит, ну он Людку-то обычно вечером всегда забирал, дело такое. А тут говорит, дескать, и Нинку с собой бери. А я ему, Яцек, я, значит, чего, не по той части, да и, что я, от мужа того, гулять не пойду. Людка-то она разведенная, ей что, а я… да и скажет кто… А он смеется: «Да не, я не то, я на негоциацию, в смысле в ресторан и поговорить там, ну… о делах». Вот.

Петрович смотрел завороженно.

— Ну, и я в чем была, только морду намазала за две минуты и бегом. А ресторан-то этот китайский оказался!

— Ох ты, ешкин кот! — отреагировал Петрович.

— Ну! А я о чем! Вилок нет! Ложек нет! То есть ложка одна такая фарфоровая не чайная, не столовая, и только палки две.

— Какие еще палки?!

— Ну, деревянные такие, маленькие. Я их в две руки взяла, чтобы, значит, слякоть какую-то из тарелки подцепить, жрать-то охота, там за рубли-то особо не разъешься. Думаю, слякоть хоть эту китайскую пожую, а она скользкая, зараза. Ну мы с Людкой вдвоем-то друг на друга смотрим и смеяться вроде как не того, и ни тебе пожрать.

— Ну, так и как же вы?

— Ну, где палкой этой, где ложкой, а где и пальцем, как Яцек-то отвернется… Атак все с умом, про дела… Негоциация… На русском-то он так смешно говорит.

Автобус резко затормозил, так как мост через маленькую речушку оказался перегорожен серебристой, помятой в нескольких местах BMW, из которой вылезли три уголовного вида личности.

— Тьфу, черт! — остановившись, водитель обернулся и, показав пассажирам испуганное лицо, открыл дверь.

На ступеньки поднялись два бандита. У одного в руке был пистолет, а у другого две гранаты на поясе и одна в руках. Третий с автоматом стоял снаружи. Водитель незаметно для остальных путешественников поприветствовал их жестом.