Идрис-Мореход - [65]

Еще мгновенье, и Мирза Джалил исчезает, а сновидение уже летит дальше по своему причудливому маршруту, выписывая головокружительные зигзаги.

Срывая голоса, на окраинах поселка отчаянно воют собаки. Но жители святого острова, оглушенные тишиной падающего снега, остаются глухи к их профетическому вою. Время на излете. Время: зубчатые колесики в дедушкиных часах перемалывают его в прах. Задрав морды, покрытые голубым инеем, в стойлах тревожно ржут кони. И в застывшей рощице на холме испуганно окликают друг друга Иса и Муса.

Среди тех, кто безошибочно чувствует приближение Часа, первый, как и прежде — Гаджи Сефтар. Он лежит на ковре, сложив на груди руки, и остекленевшие мотыльки неподвижно сидят на его лице, широко раскрыв крылья.

В тот вечер все небо было усыпано звездами. Безбрежные звездные поля по всей полусфере от горизонта до горизонта, с запада на восток и с юга на север. И это было удивительно, потому что валил густой снег, но над головой не было ни единого облачка. И холодное мерцающее сияние пронизывало темноту, и Соломенный путь, словно хребет летящей рыбы, отражался в стынущих заводях.

Взошел молодой месяц — кончики серебряных рогов, повернувшись против часовой стрелки, смотрят вниз.

Пока Фатима–ханум разбирает постель, Идрис Халил пытается угадать под складками ее ночной рубашки растущий живот. Бабушка уже беременна первым из шестерых своих мертворожденных сыновей — все они, напуганные странными изломами времени, родятся до срока. Выживет лишь седьмой. Мой отец. Банальная арифметика магических чисел.

— Что так воют собаки! Дурной знак! — Она стоит спиной ко мне, волосы распущены по плечам, на ногах толстые вязаные чулки.

— Собаки? А что им еще делать в такой холод!.. Гаси свет!

Она щелкает выключателем, и в комнате наступает темнота. Отсветы огня, просачиваясь сквозь круглые отверстия в заслонке печи, мечутся по деревянному полу. За окном серебрится заснеженный сад.

В последний вечер зимы 1920 года Идрису Халилу в последний раз явился странный призрак в муслиновом платье — но если раньше, объединяя в себе черты Ругии–ханум и покойной мадам, он был как бы двуликим, то теперь он еще приобрел характерные бабушкины губы и даже ее походку…

Призрачная женщина, единая в трех лицах.

Она появилась, держа перед собой медный таз, почти до краев наполненный водой.

— Что это? — спрашивает Идрис Халил, пытаясь скрыть смущение. Женщина молча ставит таз у его ног.

Неподвижная вода без искажений отражает лицо дедушки с молодцеватой щеточкой усиков под тонкими крыльями носа и приземистый минарет старой мечети, справа от которого в окружении бесчисленных звезд рогами вниз висит молодой месяц. Наклонившись вперед, он недоуменно рассматривает свое отражение, как вдруг по воде начинают расходиться круги, вначале медленно, с паузами, потом быстрее и чаще…

— Да что же это? — вопрос повисает в воздухе, трехликий призрак прикладывает к губам указательный палец. В его прекрасных глазах тревога и любовь.

…Идрис Халил проснулся в тот самый момент, когда потолочная лепнина покрылась паутиной трещин, а вокруг кровати уже с грохотом стали падать куски штукатурки…

Вращаются все девять небес: от первого до последнего. Оглушительно бьют все часы сразу, на острове Пираллахы дрожат заснеженные сосны.

В кромешной тьме он мечется по комнате, пытаясь найти Фатиму–ханум.

— Где ты?.. Где ты?.. Я не вижу тебя!..

Со скрежетом распахнулась заслонка печной топки, повисла на одной петле, на ковер, освещая багряно–красными отблесками ползущие по стенам трещины, посыпались угли.

Из запертых конюшен несется безумное ржанье лошадей.

Прикрыв голову руками, бабушка стоит на коленях в углу спальни.

Трещины добрались до подоконников, лопнули стекла. Через мгновенье в столовой стала опрокидываться мебель.

Толчки сотрясают гибнущий особняк. Спальня охвачена огнем, едкий дым стелется по полу. Выскакивая из своих гнезд, под ногами прыгают паркетные доски. Они пробираются по коридору к столовой, чтобы оттуда выбраться в сад, но на половине пути Идрис Халил вдруг понимает, что пройти через застекленную веранду им вряд ли удастся. Время вышло. Он хватает Фатиму–ханум за косы и тащит ее в противоположную сторону, к парадной двери.

Это и спасло их. Успев сделать лишь несколько шагов, они услышали, как у них за спиной обрушилась часть стены.

Спасительная заснеженная площадь. На затоптанную дорогу падают хлопья пепла. Отовсюду бегут кричащие люди.

Дедушка с бабушкой оказались босыми на снегу. Он — в шерстяных кальсонах, она — в накрахмаленной ночной рубашке с повязанной поверх шалью. Из разбитых окон особняка валит дым. Не обращая внимания на стынущие ноги, Идрис–мореход в оцепенении смотрит, как насмешливый и яростный огонь вырывается из глубоких трещин в фасаде.

Но комендантский особняк избежал злой участи сгореть во второй раз: последовала еще одна серия толчков, земля тяжело закачалась, и под аккомпанемент завывающей от ужаса толпы, разваливаясь на части, дом стал грузно оседать вниз. Через несколько минут от него осталась лишь уродливая груда дымящихся камней, из которых торчали переломанные ребра потолочных перекрытий, да плотное облако едкой пыли…