Иди и умри - [12]

– Ну, почему мнимая? – пожевал губами, вставляя в них сигарету, зампрокурора. – Николаев молодец.

– И ты туда же? – с безразличием в голосе пробубнил Струге. – Вадик, нам с тобой по сорок лет. Здоровые, крепкие, и не только на вид, мужики! Ты сам подумай, Вадим Андреевич, – если кому-то понадобится меня угробить, неужели он этого не сделает? А эти двое в форме только заставляют его быть осторожнее и изощреннее в выборе способов.

Оборвав себя на полуслове, Антон чертыхнулся.

– Черт побери, о чем это я говорю? Ты видел Кургузова?! Ты не видел Кургузова. Он сам себя боится. Только не надо говорить мне, что зона закаляет и воспитывает. Если этого покушенца там не отхарили, то только потому, что боялись его смерти. Слава богу, Алиса-девочка не слышит моих слов…

– Что-то на полярные восклицания тебя, брат, потянуло, – всерьез заметил Пащенко. – То беса упомянешь, то всевышнего.

– Тебе не понять. – Струге жестом попросил сигарету. – У тебя нет телохранителей.

Уведя разговор в сторону, хитроумный Пащенко смял тему и через пару минут, когда Антон успокоился, снова к ней вернулся. Только теперь, не желая месить в общую кучу догадки и факты, он развел проблемы.

– Нужно посмотреть дело Кургузова восьмилетней давности.

– У меня такое впечатление, что я слышу эхо параноидальных идей Николаева.

– Не спеши, – осадил судью жестом Пащенко. – Ты когда домой собираешься?

– Сейчас, Алиса вернется… Минут через десять.

– Вот и чудно. – Сунув сигарету в пепельницу, зампрокурора подбросил на руке ключи. – Дома и побеседуем… Охрана!!

– Проверка готовности, – объяснил он влетевшему в кабинет Крыльницкому. – Перед крыльцом «Волга», на номере три четверки. Разогреть сумеешь? Да брось ты – «ни на шаг»… Пока я здесь – вы оба живы.

Между тем осторожность Крыльницкого была лишь слабым проявлением воли по сравнению с тем, как выполнял поставленную задачу Звонарев.

Оставив милиционеров в большой комнате, где они могли наслаждаться свежими новостями с тридцатидюймового экрана телевизора четы Струге, Пащенко, Антон Павлович и весело щебечущая Саша устроились в просторной кухне.

– Вы знаете, я никогда еще не чувствовала вокруг себя такой заботы! – смеялась женщина. – Славный малый Глеб предоставил мне возможность понять, что такое настоящий конвой. И теперь я понимаю слова Антона, когда он говорит о Кургузове как о «расконвоированном» зэке. Боже, какой кайф, наверное, сейчас испытывает этот бывший заключенный! Глеб ходил за мной по всему банку, сидел под дверями управлющего, караулил около туалета и даже сопротивлялся собственному анабиозу в тот момент, когда я работала на компьютере, а он от нечего делать листал финансовый отчет. Не знаю, как Струге, а я поняла одно. С такой охраной невозможен даже суицид. За Глебом, как за стеной. А Егор больше Глеба. Вот потому я, Вадим, за Антона совершенно спокойна.

Пащенко без тени сомнения утвердительно покачал головой.

Струге это не понравилось.

– Иди за мной.

– Куда? – растерялся зампрокурора.

– За мной.

Глава 4

Мощности «кабинета» судьи использовались на все сто процентов. На одном из станков Звонарев лежа жал штангу, у зеркала, раздевшись по пояс, трудился над своими бицепсами Крыльницкий. Оба были крупнее и мощнее Струге на полголовы и килограммов десять веса.

– Мы тут, это… – смущенно проговорил рыжий, и оба опустили железо.

– Молодцы, – похвалил, с уважением рассматривая руки сержанта, зампрокурора.

– Ты, кажется, у Кисина в «Динамо» по мешку стучал? – поинтересовался Антон Павлович.

– Точно. – Крыльницкий по привычке хрустнул выбитыми за годы тренировок костяшками.

Сняв с крючка пару перчаток, левую судья бросил младшему сержанту.

– Левша ведь, верно?

Милиционер растерялся:

– А откуда вы…

– Проехали. А я правша. Так что все нормально. Если занимался у Кисина, значит, тебе не нужно ничего объяснять. Любимый трюк у него – свинг слева после «обманки» справа. Финтовать не будем, просто пробей мне в живот. Давай…

Чернявый парень находился в состоянии жуткого замешательства. Во-первых, непонятно, как этот судья может знать, что у Кисина в чести, во-вторых, бить судью… Вообще-то, подряжая на работу, его просили делать прямо противоположное.

– Бей, не мочись, – потребовал Антон. – Переживу. Только потом варежкой не шамай.

Самое обидное слово, вылетавшее из уст тренера, было «не мочись». У Крыльницкого сработал автомат, и он тут же, почти со свистом, врезал свой кулак в живот боком стоящего к нему судьи.

Удар был силен. Струге чуть покраснел и был вынужден сделать шаг назад. И тут же, не останавливаясь, нанес точно такой же удар милиционеру. Искусство боксера – не валить, а пробивать насквозь, и Крыльницкий даже не отшатнулся назад. Просто переломился и кулем свалился под ноги присутствующим.

– Вот такую охрану приставил ко мне Николаев, – сдирая с руки перчатку, объяснил Струге. – Парни, конечно, хорошие, но что со мной будет, если в момент шухера, вместо того чтобы убегать от предполагаемых убийц, мне придется отрывать их от пола и таскать на себе?

– У нас писто… леты, – объяснил, вставая с паркета, младший из милиционеров.

– Еще не хватало, чтобы вы целый день с оружием в руках около меня ходили. Ты не обижайся, Егор. Я Кисина колбасил, когда мы с ним еще пацанами в ДЮСШ «груши» обрабатывали.