Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции - [175]
Политическая проблема. Ренувье устраняет вопросы практической организации, держась в области общих рассуждений и абстрактных принципов[2126]. Он устраняет также изыскания об исторических началах: каковы бы они ни были, величайший прогресс социальной жизни состоял в подчинении поведения требованиям «разума, действовавшего с общего согласия»[2127].
Конфликты между моралью и обычаем порождают необходимость в «предписаниях, стоящих выше опыта». Первым следствием этой необходимости является установление правительства. Главная цель последнего – подавлять до некоторой степени зло, порожденное свободой, и делать «принудительно добро». Это значит признать возможность с его стороны злоупотреблений. «Сложение социального больного таково, что лекарство для него – болезнь»[2128]. Впрочем, эта болезнь сводится к минимуму там, где правительство по «своей выдержке» или по «способу применения своих решений» наименее расходится с «общим разумом и каждой отдельной, реально вмешивающейся и активной волей». Такова, по-видимому, наилучшая комбинация, так как она ведет в конечном счете к уничтожению, исчезновению принуждения[2129].
Ренувье различает в правительстве материю и форму. С точки зрения формы, он настаивает на различении и отделении трех функций, или властей, из которых каждая должна быть «формально делегирована» совокупностью граждан[2130]. Демократия выше всех других форм потому, что менее благоприятствует эгоизму[2131]. С точки зрения материи, правительство «не должно издавать никаких, ни положительных, ни отрицательных, приказаний, кроме тех, которые необходимы для охраны прав всех против посягательств частной самодеятельности». Ограничить по возможности вмешательство государства, установить возможно больше гарантий против произвола трех властей[2132], а также против обожествления исполнительной власти[2133], – таково правило, обязательное в том случае, если хотят извлечь возможно лучшие результаты из того «соглашения о мире или войне», которое представляет из себя самая идея правительства[2134].
Подобно всей демократической школе, Ренувье полагает, что воспитание служит «основой практической политики»[2135]. Ни одно общество, каковы бы ни были его размеры, никогда не достигнет без надлежащего воспитания «рационального самоуправления». Государство должно следить за тем, чтобы «семьи не злоупотребляли своей властью и не прививали детям верований, несовместимых со справедливостью, представителем которой оно является». Оно может сделать даже более и взять на себя труд воспитания, если семьи окажутся недостойными этого[2136]. Но, разумеется, при условии, чтобы государство не исповедовало ошибочных взглядов и действовало, опираясь «на мораль, разум, на основные принципы справедливости, нераздельно связанные с социальной идеей»[2137]. Однако Ренувье первый приходит в ужас от выводов, какие можно было бы сделать из его принципа. Он протестует против «актов узурпации». Одним из таковых было бы, например, «требование полной и неограниченной общности детей в целях воспитания ко вреду законных семейных привязанностей и для уничтожения выпадающей на долю родителей ответственности»[2138].
Политико-экономическая задача государства, как ее понимает Ренувье, огромна. Из этого не следует, однако, чтобы его взгляды были подвержены тем же возражениям, какие вызывают государственный социализм или идея государственной миссии, развиваемая этико-органической школой. Даже там, где Ренувье приходит к выводам, как будто сходным с выводами этих доктрин, – сходство только кажущееся. Государственный социализм благоговеет перед государством, тогда как у Ренувье государство никогда не становится «существом», имеющим свою собственную жизнь и развитие, – существом, которому в конце концов приносится в жертву индивидуум. «Культура» уже не является целью сама по себе, – целью, стоящей выше индивидуума. Единственная цель, достойная стремлений, – развитие индивидуума. Поэтому строго осуждается всякое вмешательство государства, которое не руководится этой целью и не подчиняется ей[2139].
Таким образом, и с точки зрения приложений, и с точки зрения принципа Ренувье совершенствует индивидуализм, как его понимали XVIII век и демократическая школа около 1848 года. Все туманное, колеблющееся, неясное в доктрине получает у него определенность.
XVIII век признавал экономическую и моральную функцию государства, но не особенно настаивал на ней. Демократическая школа испытывала опасное влечение к власти. Она недостаточно остерегалась государства: призвав его (что и следовало сделать) к вмешательству в интересах развития отдельных лиц, она плохо оградила себя от опасного стремления государства к чрезмерному росту и преследованию своего собственного развития в ущерб индивидуальным правам. Ничего подобного нет в рассматриваемой нами доктрине. Исходным и конечным пунктом служит индивидуум и его право. В таком индивидуализме нельзя указать ни одного слабого пункта, за исключением странной нерешительности философа при определении средств, посредством которых государство выполняет свою экономическую функцию.
