Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции - [154]

.

Вот почему Ренан, протестовавший ранее против посягательств государства на индивидуума, признает теперь право предоставлять человеку в силу происхождения отправление известных функций[1821], – что ведет к устранению от этих функций огромного числа людей. Вот почему далее он восхваляет научную культуру, способную дать ее обладателям «чувство собственного превосходства» и заставить возмущаться мыслью, что их «считают простыми единицами, подобно первому встречному»[1822], вот почему он требует свободы мысли только для избранных, повторяя на свой лад знаменитую формулу: для народа необходима религия[1823]. Напомню, наконец, что на страницах, относящихся к 1867 году и не проникнутых еще духом иронии, которым насквозь пропитаны все его позднейшие произведения, встречаются утверждения, вроде следующего: «Никакое общество невозможно при строгом применении к людям идей распределительной справедливости»; или следующего, которое теперь даже трудно квалифицировать: «Целые классы должны жить славою и удовольствиями других»[1824].

Не все, значит, зависит от капризной фантазии в блестящих вариациях Калибана, так как они исполнены на тему, уже затронутую автором много лет назад. Но как жалок и как далек от своего первоначального смысла этот индивидуализм, устанавливающий различия между личностями и столь решительно освящающий наиболее отталкивающие формы привилегий.

III

Позитивизм Конта ведет в конце концов к организации моральной, интеллектуальной, социальной и политической тирании, худшей, по мнению Стюарта Милля, из всех, когда-либо угнетавших человечество. Позитивизм Литтре[1825] приводит к осуждению социализма и к апологии свободного правления. Однако Литтре до конца своей жизни считал себя верным положительному методу. Возможно ли поэтому допустить, чтобы проповедуемый им индивидуализм был, не скажу, искренним, – Литтре – воплощенная искренность и прямота, – но состоятельным?

Изучение политических и социальных идей Литтре возможно только в связи с хронологическими датами: 1851 и 1870 годы являются эпохами в истории его мысли, в 1851 году он порывает с Контом, послушным и верным эхом которого был до тех пор, – таким послушным и верным эхом, что впоследствии он сам не мог понять столь полного отречения от своей оригинальности[1826], в 1870 году при свете событий, жестоко опровергнувших некоторые его излюбленные взгляды, он критически пересматривает свои идеи. Оставим в стороне сочинения первого периода. Не говоря о том, что они не дают ничего нового, сравнительно с Контом, Литтре сам осудил их, и нам не приходится брать на себя легкий труд уличать его в противоречии с самим собою, сопоставляя эти сочинения с позднейшими[1827]. Постараемся разобраться только в последних.

Литтре обнаруживает все возрастающее недоверие к экономическим и социальным системам, так как они кажутся ему зараженными ядом метафизики. «Мельчайшее просяное зерно опыта» для него несравненно предпочтительнее «грандиозных обещаний» коммунизма и права на труд[1828]. Опыт показал, что кооперация, дающая право на участие в прибылях, общества взаимопомощи, трейд-юнионы, улучшают участь рабочих. Пусть же последние добиваются развития этих учреждений, а главным образом, возможности полнее «распоряжаться своей судьбой»[1829]. С этой новой точки зрения Литтре строго осуждает социализм Конта и свое недавнее увлечение им[1830]. Чем дальше, тем больше старается он отметить расстояние, отделяющее положительную философию от социализма[1831], тем больше старается он подорвать, как слишком скороспелые, все без исключения формулы общественной организации, даже как будто согласные с духом и методом позитивизма[1832], тем больше старается он отодвинуть социальную реформу на второй план, а на первый поставить реформу моральную, развитие альтруизма[1833]. Так мало-помалу, исчезает первоначальный социализм Литтре, приближаясь в конце концов к либеральным решениям, принятым и превозносимым самими экономистами.

Подобная же эволюция совершается в его политических идеях. Автор Доклада Обществу позитивистов признал в конце концов что парламентский режим, «монархический или республиканский», в высшей степени «пригоден для современного положения европейских народов»[1834]. Всеобщее голосование кажется ему отвечающим уже не простой «функции», а (заметьте это слово, странно звучащее в устах позитивиста) «праву»[1835]. «Соглашение», – это походит на верховенство народа[1836], – становится в его глазах источником нового «легитимизма», заменяющего легитимизм теократический[1837]. Нельзя забывать, что Литтре был не только одним из основателей Третьей республики[1838], но и безусловно авторитетным главою союза между позитивистами и некоторыми из вождей французской демократии.

Будучи защитником политической свободы и приверженцем в экономической области паллиативов, восхваляемых самыми правоверными учениками Адама Смита с целью оградить себя от принципиально осуждаемых ими требований, – Литтре тем более кажется либералом и индивидуалистом, что в той области, которую Паскаль назвал царством ума, он сам представляет высшую степень индивидуальности. Однако, принимая частные решения индивидуализма, Литтре отказывает ему в том, что можно назвать условиями его существования.