Идем! или Искусство ходить пешком - [9]

Разве мое место не за письменным столом? Разве я не должен вцепиться в него, как советовал Кафка? Разве смысл не в том, чтобы я писал книги? Разве у меня нет дома и семьи? Разве мне не нужна профессия, обычная и надежная, разве мне не нужен стабильный доход?

Такова история одного из моих сумасбродств. Я сдаюсь. Сажусь на автобус до Абериствита, поселяюсь в отеле, нахожу паб и пью до тех пор, пока не забываю, что я бродяга. Нет, я и не думаю сдаваться. Чем больше я пью, тем больше убеждаюсь в том, что это не последняя попытка. Только не в Уэльсе, где бесконечно зелено и дождливо.

В другом месте.

А теперь о моей попытке номер два.

11

Германия. Штауфен. Весна 1999-го. Мы с другом пересекаем Шварцвальд, и из Штауфена (где Фауст подписал контракт с Мефистофелем), с севера направляемся к Тодтнаубергу, на юг (где находится знаменитая хижина Хайдеггера[13]). Я купил себе поношенную одежду, прямо-таки цыганский наряд, голубые штаны со складками в серебристо-голубую полоску, новые ботинки «Доктор Мартинс», солнцезащитные очки, а также бандажи и пластыри.

Итак, хорошо оснащенные, мы готовы к приключениям. Две бутылки немецкого сухого вина на случай, если будет жарко, бутылка бренневина от бессонницы, ассортимент таблеток на все случаи жизни. Идем! Подальше от Штауфена, с его тридцатиградусной жарой!

Пот прошибает нас, мы уже не отличаем кожу от одежды, ноги — от сапог и тропинок: мы бродим по лесам и стали частью природы, мы опустошаем бутылки, эмоции переполняют нас: мы слушаем пение птиц, видим тени, вдыхаем запахи. Мы становимся никем и ничем!

На обед у нас немецкие сосиски и деревенский хлеб, вино в бутылках, обернутых влажной газетной бумагой. Мы ведем задушевные беседы. Спорим о Хайдеггере и его хижине в Тодтнауберге, где его навещали Пауль Целан[14] и Рене Шар[15]. Мы говорим о Хайдеггере и нацизме. На мой взгляд, Сартр слишком круто повернул влево, а Хайдеггер примкнул к правым. Но это не значит, что мы должны последовать их примеру и остановиться на полпути. Нам нужно придерживаться твердых принципов, даже быть радикалами, и главное — избегать идеологических ловушек.

Да. Но где мы будем спать? Мы доходим до холма, отсюда хорошо видно все вокруг: темный лес, озеро, тропинки.

Германия, о Германия, мы разворачиваем матрасы, заползаем в спальные мешки, пьем водку и мирно беседуем. Именно здесь, в самом сердце Европы, на вершине холма, мы учреждаем Партию противников скорости. Мы противники всего, что быстро передвигается. Мы противники самолетов, автомобилей, экспресс-паромов и скоростных поездов. Мы также противники поспешных решений, мы за то, чтобы думать и двигаться на малых скоростях. Опустошив запасы бренневина, мы приходим к выводу, что наша партия, пожалуй, чересчур радикальна. Мы придумываем программу и выбираем улитку в качестве эмблемы. Да здравствует медлительность и лень! Спокойной ночи.

Нас будят птицы. Солнце уже в зените. После плотного завтрака мы отправляемся дальше, сначала вниз, а потом вверх, к горе Фельдберг, где, согласно карте, есть недорогая гостиница. Мы идем тропинками, пересекаем луга, желтые долины, лесные поляны, время от времени мелькают тени зайцев и оленей. Мы все идем и идем, мирно беседуя, или просто молча, проходим через ограды и изгороди, вдоль ручьев. Путь до Тодтнауберга занял три дня.

В горную деревушку мы приходим после обеда, все погружено в туман. Мы уже не надеемся увидеть хижину философа. Спрашиваем случайного прохожего: Хайдеггер? Не знаю. Никогда о нем не слышал. Неужели они ничего не слышали о величайшем после Канта и Ницше философе Германии? Они даже не знают, кто это такой, а ведь он жил здесь, когда преподавал в университете, во Фрайбурге.

— Мартин Хайдеггер? — переспрашивает хозяйка гостиницы, в которой мы остановились.

Правда, прежде чем заводить разговор, мы приняли душ и немного отдышались.

— Да, Мартин, — вспоминает она, — однажды он угостил сигаретой моего отца, ему было тогда тринадцать лет. Хотите увидеть моего отца?

— Да, очень хотим.

Берем бутылку вина, идем к ее отцу. Он говорит: хижина пустует, там никто не живет. Однажды гостила съемочная группа, кажется, с английского телевидения, это было несколько лет назад, и с тех пор — никого. Никто не спрашивал о Мартине Хайдеггере.

На следующее утро мы находим хижину Хайдеггера. Она располагается на холме, в тени деревьев и кустарников, но мы узнаем ее по фотографии. К нашему великому изумлению, окна открыты, а двери отворены. Мы сворачиваем к ней. Не может быть! Мы просто глазам своим не верим! Мы шли трое суток и теперь находимся в пятидесяти метрах от знаменитой горной хижины. Мы продолжаем идти, пульс в висках стучит, как сердце. Что толкает нас в путь как безумных? Кто гонится за нами по пятам?

Мы приближаемся к хижине и видим — в дверях возникла чья-то фигура. Я кричу: «Мы из Норвегии, мы идем пешком от Штауфена, я писатель и путешественник». Незнакомец делает шаг навстречу, протягивает руку и говорит:

— Хайдеггер.

Это внук. Наконец-то. Мы знакомимся. Благоговейно склоняемся над знаменитым ручьем, чтобы зачерпнуть воды. А потом садимся — каждый на свой камень — и рассказываем о Норвегии и о своем путешествии. Мы беседуем о прогулках великого Хайдеггера, о философии и искусстве, о поэзии и литературе. Да, наш собеседник, конечно же, читал биографию Рюдигера Сафрански