Идем! или Искусство ходить пешком - [53]

Рядом со мной дремлет массивный мужчина, он опустил голову мне на плечо. Вдруг он просыпается и принимается за кекс и кофе, который у него с собой в термосе. Он говорит по-турецки, а я отвечаю по-норвежски, но это не имеет значения, между нами нет никакой дистанции.

Нарве сидит, уткнувшись носом в окно, он дремлет, но не спит. Ему тяжело спать в незнакомых местах, он вообще спит мало, и эта бессонница — тоже наверняка неотъемлемая принадлежность путешествия. Возможно, он и дома спит немного, даже в собственной постели часто просыпается. Я вдруг ловлю себя на мысли, что никогда не видел его спящим, словно сон для него — какая-то тайна, которую он оберегает от посторонних.

Мы приезжаем в Анталию утром и пересаживаемся в маленький автобус, так называемый долмуш. Это мини-автобус-такси, старый двенадцатиместный «фиат», в который по дороге подсаживаются пассажиры, и теперь он битком набит. Нас больше двадцати пассажиров, и мы как сельди в бочке. Примерно час мы едем по побережью, по узкой петляющей дороге, которая ведет на юг, к Касу, затем автобус поворачивает направо и начинает подниматься в гору. Мы выходим в Гёйнюке, маленьком селе у подножья гор Бейдаглари.

Здесь начинается вторая и самая длинная часть нашего путешествия. Мы пойдем по «ликийской дороге», описанной английской писательницей Кейт Клоу[71]. Это тур, рассчитанный на тридцать дней, он заканчивается в самой южной точке Турции, над горами, вдоль побережья, и эта дорога отнесена одной из английских газет к числу десяти самых красивых маршрутов мира.

Мы в нерешительности. Мы ждем, пытаемся отложить само начало, первые шаги нашего похода в сторону гор, возникающих перед нами. Высокие, покрытые снегом, как на картинке. Мы садимся в кафе, заказываем завтрак и изучаем карты. Они очень неточные, нам от них никакого толку, ведь мы собираемся идти тропинками и горными переходами. Подробные карты находятся в ведении военных, и их запрещено продавать, так что нам придется рассчитывать на метод проб и ошибок. Мы должны понять, где начало маршрута, а для этого придется побродить немало часов по деревушке и узнать, как пройти к горам. Мы беседуем с местными жителями и спрашиваем о дороге, о горах. Словно мы и не хотим покидать Гёйнюк, мы бредем по улицам и заходим в магазины, может, нам нужно купить новые рубашки, постричь волосы, и вообще, не выпить ли бутылку вина, успокоить нервы, не залить ли в наши моторы бутылку белого вина и пару стаканчиков раки? Мы пьем и курим. Сидим в разных маленьких кафе и ресторанах. Может, это хорошее начало? Мы нехотя покидаем Гёйнюк, идем по узкой гравийной дороге вдоль реки, которая словно исчезает в ущелье между горами.

Готовы ли мы к началу пути? Уже за поворотом мы видим, как село скрывается за нами, в поле зрения попадает ресторан, шатер в тени деревьев, маленькие столики на террасе под навесом из листвы. Привлекательное место, невозможно пройти мимо. Разве мы не начали свой поход? Мы уже в пути, это и есть начало, здесь мы еще не бродили. Мы садимся за столик, заказываем вино и пияз с белой фасолью и томатами в кунжутном соусе.

Мы рассказываем хозяину, Али, что идем в горы, он вытаскивает карту и разворачивает ее. Это запрещенная карта, военная, он дает нам на нее взглянуть, всего на несколько минут, и потом молча убирает ее. Всего лишь один жест, но какой подарок! И вот мы уже знаем, куда и как идти. Али сворачивает карту, завязывает ее на тесемку и молча идет на кухню. Там он собирает нам два пакета с едой — хлебом и сыром.

— Счастливого пути, — говорит он.

Но мы еще не уходим. Мы еще посидим. Мы заказываем еще одну бутылку вина, обсуждаем карту и кое-что записываем в свои блокноты. Короткий первый этап. Что ж, неплохо для начала. Мы допиваем вино, взваливаем на себя рюкзаки и отправляемся в путь — нам предстоит нелегкое восхождение в горы.

Пожалуй, с выпивкой мы перебрали. Мы должны пересечь реку вброд. Вода ледяная. Солнце палит нещадно. Рюкзаки у нас слишком тяжелые, мы взмокли и устали, по лошадиной тропе мы взбираемся на первую вершину. Пейзаж сглаживается, мы на равнине, и тут рядом стоят два полуразвалившихся дома, один с деревянной террасой, отсюда открывается величественный вид на долину и на деревню. Мы смотрим друг на друга, нам не обязательно говорить, мы подходим к дому и исследуем, пуст ли он. Дом пуст. Дверь и окна выбиты, на полу в комнате — земля и мусор, пахнет костром и водкой, настоящая ночлежка для бродяг. Мы заходим внутрь. Мы решаем, что переночуем здесь, на террасе. Мы расчищаем место, собираем дрова для костра, ложимся в спальные мешки в тени, на террасе. У Нарве в рюкзаке припасена бутылка виски, мы открываем ее, ложимся на террасе, болтаем и выпиваем. О чем мы говорим? Мы боимся, что кто-то придет, боимся, что на нас нападут и ограбят. Из мечети доносятся обрывки молитвы, в селе лают собаки, жужжат насекомые, ветер раскачивает деревья. Солнце уже опустилось, и мы лежим в темноте. Это наша первая ночь под открытым небом в Турции. Мы встревожены и напуганы. Темнота и звуки, долетающие из деревни, нагнетают страх. Страх заразителен, он приближается, становится все реальнее, начинает холодать. Мы зажигаем костер, надеваем на себя шерстяные свитера и шапки, забираемся в спальные мешки, как двое напуганных бродяг. Мы пьем виски из пластиковых стаканов и чувствуем, как алкоголь заглушает страх, боязнь испаряется с каждым глотком, и после полбутылки виски мы в полном порядке. Нам становится весело, мы уже говорим громко и ничего не боимся, мы шутим и смеемся.