Идем! или Искусство ходить пешком - [38]

Я захожу в комнату, она стягивает накидку с кровати: белые подушки, белые простыни.

— Здесь кто-нибудь был до меня? — спросил я.

— Какой чудесный вечер, тебе повезло, — сказала она.

— Еще бы, — ответил я.

— А сколько тебе лет?

— Мне шестнадцать, — отвечает она.

— Шестнадцать лет, так ты же несовершеннолетняя, ты что, новенькая?

— Да, я новенькая, — согласилась она.

— Что, в первый раз? — спросил я.

— Нет, не в первый. Надеюсь, ты не воображаешь, что я достанусь тебе девственницей?

— Но ты ведешь себя как опытная девица, — сказал я, — неужели в шестнадцать лет ты уже такая зрелая, у тебя что, было шестнадцать мужчин?

— Я считаю не так, я считаю возраст в любви, у нас возраст начинается с первого любовного опыта, — ответила она.

— А тот, кого ты любишь, он ведь старше тебя? У него, наверное, было много женщин?

Она опускает глаза, я вижу, как она краснеет, покрывается румянцем. Ее так легко смутить, мне нравится эта ее стыдливость.

— Я люблю одного единственного, — говорит она. — Он мой ровесник и любит только меня.

— Ну, этого ты знать не можешь, — возражаю я, — у него могут быть и другие женщины, и ты об этом никогда не узнаешь, так что не будь так уверена.

— Так ты думаешь, он любит других женщин? — говорит она и вдруг начинает злиться. — Тогда я с ним расстанусь раз и навсегда.

— Здесь и сейчас?

— Здесь и сейчас, — отвечает она.

— Может быть, он сейчас как раз у другой женщины, — продолжаю я. — И ему кажется, что она притягательнее тебя, она бесстыднее и смелее, она вульгарна, не так осторожна и не так невинна.

Она снова краснеет, на этот раз не от смущения, а от ярости, шея и лицо покрываются маленькими красными пятнами, сыпью, которой я у нее никогда не видел.

— Так ты думаешь, он предпочитает эту шлюху своей любимой девушке? — интересуется она.

— Ты этого никогда не узнаешь, — отвечаю я.

Она садится на постели, я вижу, что у нее на глазах появляются слезы, мы играем в опасную игру, я уже хочу прекратить ее, но тут она протягивает ко мне руки.

— Я хочу, чтобы ты заплатил, — говорит она. — Я хочу знать, сколько ты заплатишь шестнадцатилетней шлюхе, которая произносит вульгарные фразы и раздвигает ноги по первому твоему требованию.

— Я ничего не хочу платить, — говорю я. — Давай прекратим эту идиотскую игру, всему виной эта ужасная комната, я не хочу.

— А мне нравится, — возражает она. — Я хочу увидеть деньги, дай их мне, пересчитай.

Я подхожу к ней и пытаюсь ее обнять, но она отталкивает меня.

— Не смей меня трогать, — шипит она, — пока не заплатишь.

— Но я хочу увидеть, за что я буду платить, — говорю я. — Я хочу увидеть тебя нагишом, а ты расскажешь мне, что ты умеешь делать, и тогда я заплачу тебе столько, сколько ты стоишь.

Она колеблется, смотрит на меня остекленевшими глазами, а я стою перед ней, пытаясь угадать, что выражает ее взгляд — презрение или желание, но безуспешно, взгляд ее изменился и я не узнаю ее. Она встает с постели, решительно направляется к окну и снимает с себя рубашку. Она расстегивает ее и швыряет на пол. Теперь она нагая, забирается на стол и ложится передо мной, раздвинув ноги.

— Я умею все, — говорит она и приподнимает бедра над краем стола.

Она начинает раскачиваться, вверх, вниз, медленно, я не понимаю, откуда она знает эти движения, или она их где-то подглядела, или это интуиция. Или она извлекла их откуда-то, из глубин своего подсознания, из опасных неведомых тайников.

Она кладет руку на промежность, растопыривает пальцы, и вот уже ее указательный палец касается половых губ. Она мастурбирует. Открывает рот и показывает мне язык.

— Теперь я твоя, — говорит она, — я настоящая шлюха, твоя шлюха, я хочу увидеть твои деньги, пересчитай их.

Я вытаскиваю деньги из кармана, сто, двести, триста, триста шестьдесят пять франков.

— Этого мало! — кричит она.

— Но у меня больше нет, — говорю я.

— Они в сумке, — говорит она, — норвежские кроны, сосчитай их и передай мне, я хочу знать, во сколько ты меня оценил, — говорит она.

Я приближаюсь к ней, я хочу остановить ее, обнимаю ее, но она кричит.

— Я буду кричать, если ты дотронешься до меня, если ты только приблизишься ко мне, пока не увижу деньги.

Я извлекаю деньги из сумки, это неприкосновенный запас, золотой резерв, тысячными купюрами, я вытаскиваю первую купюру.

— Этого мало, — говорит она.

Теперь она стоит на столе, наклоняется и мастурбирует.

Я просто взбешен, я теряю контроль над собой, я уже не я, и она уже не она. Мы оба — не мы, но теперь уже поздно, назад дороги нет, мы пересекли какую-то опасную черту и я не уверен, сможем ли мы повернуть назад.

«Мы потеряем друг друга», — думаю я.

Но я не могу удержаться, выкладываю деньги на стол, две тысячи, три тысячи.

— Три тысячи триста шестьдесят пять, — говорю я. — Этого хватит?

Я умоляю ее, я унижаюсь.

— Хватит, — соглашается она. — Три тысячи — неплохо, этого достаточно.

Наконец-то она довольна.

Она дрожит всем телом, всеми мускулами.

Она садится на четвереньки и отворачивается от меня.

— Теперь делай со мной все что хочешь, — говорит она.

3

Номер в отеле. Светлая, невинная и чистая комната, отмеченная печатью встреч, историй, грез. Грезы. Сон. Ты просыпаешься, встаешь с постели: зачем? Когда? Кто? Утро. Ты один. Солнечный свет, окно, дверь. Тени, дерево, улица ведет вниз, к перекрестку.