Идем! или Искусство ходить пешком - [22]

В эссе «Дневник путешествий» Уильям Хэзлитт[43] признается, что предпочитает прогуливаться в одиночестве, а не с другом или целой компанией. Он считает, что нет ничего лучше одиноких прогулок: «Я не могу понять, как можно гулять и беседовать одновременно».

Хэзлитт высоко ценит одиночество и свободу — ты отправляешься куда душе угодно, находишь свой ритм, ни от кого не зависишь, погружен в свои мысли, и тебе никто не мешает: «Я всегда готов выслушать чужие мнения и сравнения, антитезы и аргументы, рассуждения и факты. Но иногда мне нужно отрешиться от всего».

Прогулки для Хэзлитта — это поиск тишины и особого настроения, он хочет чувствовать, размышлять и оставаться самим собой. Это своего рода форма очищения, когда можно позабыть про все удары судьбы и помехи. Когда ты бродишь один, ты — в хорошей компании, ты — наедине с собой. «Нет на свете ничего лучше пеших прогулок, но я предпочитаю путешествовать один. Я могу наслаждаться чьим-либо обществом и находясь дома, но, когда я на природе, я всецело ею поглощен. Гуляя один, я никогда не ощущаю одиночества».

Но тот, кто пускается в долгие и дальние странствия, знает, как это важно — иметь спутника. Некоторые из самых сложных своих походов я бы никогда не осилил, будь я один. Например, невозможно одному путешествовать по Турции. Но если ты все-таки решился отправиться в путешествие один, то очень скоро поймешь, что опасности подстерегают тебя на каждом шагу, что ты беззащитен. И даже свобода тебя не радует, когда ты один. Ты тратишь массу времени и сил на то, чтобы найти надежное укрытие, где можно расслабиться и отдохнуть, ты ищешь безопасный ночлег. Ты становишься осторожным, подозрительным, ты всегда начеку. Ты стараешься держаться подальше от некоторых кварталов и домов, ты уже выбираешь не тот маршрут, который тебе нравится, а тот, который кажется тебе безопасным, ты строго соблюдаешь предписанные правила поведения, тебя сковывает страх.

Когда же вас двое, вы спокойно ночуете под открытым небом, а днем гуляете каждый сам по себе, но все-таки вы вместе. Вы спокойно реагируете на бродячих собак, например, или на что-то вовсе уж экстремальное, все помехи вы воспринимаете спокойно. Чего не скажешь об одиноких странниках…

Романтик Уильям Хэзлитт прогуливался с друзьями, чаще всего по Озерному краю, его постоянными спутниками были Вордсворт и Кольридж. Но даже их обществу он предпочитал одиночество.

Странствуя по далеким краям и странам, пересекая границы, ты начинаешь очень ценить своих попутчиков. Если ты найдешь идеального компаньона, считай, что тебе очень повезло.

Я исколесил Турцию вместе с Нарве Скором. Мы побывали в Греции и Румынии, Италии и Германии. Мы путешествовали по Венгрии и Болгарии. Мы ходили по горам и городам, пересекали границы и страны. Вместе мы осилили и долгие, и короткие походы. Мы сидели в барах и пабах и изучали бесконечные карты всех тех мест, которые собирались посетить. Где только мы не бродили — и по Камбрийской дороге в Уэльсе, мы пересекали горы в Турции и Армении, Иране и Марокко, обошли Пиренеи и Доломиты, Анды и Скалистые горы. Мы прошли путь по следам апостола Павла — из Эфеса в Дамаск.

Нарве Скор — прежде всего горный турист. Он предпочитает восхождение спуску. Штурмовать вершины ему в самый раз, а спускаться в долину уже не интересно. Когда начинаются сложности, когда путь особенно чреват опасностями, он обретает свой естественный ритм и наилучшее настроение. Он историк по образованию и меланхолик по темпераменту. Между прочим, у него есть свой моральный кодекс.

Однажды на улице в Будапеште нас атаковали проститутки. И он сказал мне: ты можешь пойти к ним, но я об этом не хочу ничего знать. Он часто повторяет: я не подарок. Он никогда не жалуется, даже если сломает ребро или вывихнет ногу, даже если у него кровоточат раны, он терпит молча, он всегда держится стоически. В пути он обычно молчит. Он ведет долгие философские беседы с самим собой.

Витгенштейн, например, окажись он в ресторане отеля в Скьольдене, воскликнул бы, изучив недельное меню: «Вечно одно и то же!» И он всегда заказывал одни и те же блюда, изо дня в день. А Нарве Скор в ресторане во Фрайбурге никак не мог понять, из чего состоял только что съеденный им вкусный обед, он повторял: «Да ведь это уже было, это то же самое, только я не помню, что именно».

В Румынии, когда мы обедали в одной цыганской деревушке, недалеко от Сигишоары, и нам подали какой-то немыслимый соус и чью-то костлявую ногу, он сказал: «Я почти уверен, что съел человека». Он нередко ошибается. Но если уж он прав, то прав на все сто процентов.

Не исключено, что мы съели женщину.

Каннибалы цивилизованнее нас. Они убивают лишь ради пищи.

«Они пребывают в том благословенном состоянии духа, когда в человеке еще нет желаний сверх вызываемых его естественными потребностями; все то, что превосходит эти потребности, им ни к чему», — писал Мишель Монтень в эссе «О каннибалах».

А Руссо в «Энциклопедии» писал, что причисляет к каннибалам и христиан, ведь они ежевечерне на ужин вкушают кровь и плоть Христову. За эту ремарку Дидро, между прочим, заточили в тюрьму.