Идеальная пара - [9]

– Ты связался с Марти Куиком, а он тебя наколол, – спокойно заметил Брукс. – Прости за грубое выражение, – быстро добавил он. Брукс редко произносил грубые слова и всегда извинялся, если ему случалось это делать, вероятно, поэтому у него было много поклонников среди детей. – Добро пожаловать в наш клуб. Но это же не конец света, черт возьми.

– Благодарю, – сказал Вейн с мрачной иронией, смысл которой явно не дошел до Брукса. – Я прекрасно понимаю, что я – не первая жертва Куика. Я так же понимаю, что у Фелисии нервный срыв, и она уже четыре недели находится в руках известного медицинского светилы, услуги которого мне оплатить не по карману. Не говоря уже о том, что Гитлер в любой момент может напасть на Англию, а я сижу здесь, не поднимая задницу со стула, и жду, пока этот осел-режиссер примет какое-нибудь решение. Мне надо быть дома, надеть форму и идти воевать. А этот чертов врач лишь твердит, что состояние Фелисии «улучшается». Как я должен его понимать?

– Ты должен понять, что ей пришлось очень нелегко, Робби, – сказал Брукс, тщательно подбирая слова. – Полное выздоровление может потребовать больше времени, чем ты думаешь.

– Нам обоим пришлось нелегко, – возразил Вейн. Он достал из золотого портсигара еще одну сигарету, постучал ею по крышке, закурил и, сделав затяжку, выпустил кольцо дыма.

Все, кто видели ранние фильмы Вейна с лихими романтическими героями, в которых он снимался в Англии в тридцатые годы, сразу узнали бы этот жест. Вейн сделал его чем-то вроде своей визитной карточки, вместе с мягкой шляпой, которую он носил щегольски сдвинутой на бок, и двубортным пальто из верблюжьей шерсти, наброшенным на плечи.

– А ты знаешь, – печально спросил он Брукса, – что в Англии действительно выпустили сигареты, названные моим именем? Нет, вполне серьезно! «Вейнс»! А реклама звучала так: «В каждом дюйме – великолепное ощущение!» – Он грустно усмехнулся. – Лисия всегда говорила, что не каждому мужчине удалось бы соответствовать такой рекламе. Не могу понять, как она находит двойной смысл там, где другие его не видят! Боже, после того, как она это сказала, я чуть не сошел с ума! Я представил себе этот дурацкий плакат с моим портретом на автобусах, в метро, на стенах домов и заборах по всей стране! Мне стало казаться, что все женское население Англии смеется надо мной.

На лице Брукса появилось завистливое выражение. Он сам был звездой первой величины, но он никогда не был секс-символом.

– Ты должен видеть в этом положительный момент, Робби, – сказал он. – Многие женщины наверняка хотели бы убедиться, так ли это на самом деле!

– Думаю, что да, – задумчиво произнес Вейн. – Я никогда об этом не задумывался. После разрыва с Пенелопой, моей женой, и до встречи с Лисией я пользовался большим успехом у женщин… пожалуй, даже слишком большим.

– Я бы сказал, что и сейчас ничего не изменилось.

Вейн мрачно кивнул и провел рукой по лицу, как будто воспоминания утомили его.

– Боже мой, Рэнди, – простонал он, – дело в том, что там я был звездой! В Англии каждый знал, кто я такой. А здесь я просто еще один английский актер. И никому до меня нет дела!

– Перестань! У тебя был такой успех в последнем фильме. И у Фелисии тоже. – Брукс тактично не стал напоминать, что у Фелисии он был гораздо больше.

Вейн криво усмехнулся.

– Какая ирония судьбы, верно? Еще год назад казалось, что у нас было все. Я хочу сказать, кто бы мог подумать, что Лисия сыграет самую знаменитую в истории красавицу Юга и с первого раза получит «Оскара»? – Эта мысль на минуту приободрила его. – Она показала всем в этом проклятом городе! «Оскар» достался ей, но я тоже выдвигался на премию – и получил бы ее, если бы не этот мистер Гарри – чертов – Купер! Мы купались в деньгах и были счастливы как птицы…

– Мне казалось, ты говорил, что Фелисия была несчастлива даже тогда?

– Ну, она была то счастлива, то нет, – сдержанно произнес Вейн. – Иногда ее трудно было понять, честное слово.

Брукс скосил глаза, издал пронзительный петушиный крик (это был его коронный номер) и затараторил без передышки один из своих знаменитых монологов, которые всегда заставляли публику хохотать до упаду, когда он произносил их со сцены.

– И ты считаешь это неприятностями? Тебе повезло, приятель, что ты не женат на дочери Лео Стоуна, некоронованного короля Голливуда, которая родилась не просто с серебряной ложкой во рту, а с ложкой для икры. Можешь себе представить, чтобы такой гониф,[11] как Лео, был твоим тестем! Наполеон из Калвер-Сити,[12] он руководит своей студией как Гитлер Германией, только у Лео всем заправляют евреи.

На лице Брукса играла шутовская улыбка, хотя внимательный человек мог бы заметить злобный блеск в его глазах. Всем было известно, что Лео Стоун недолюбливал Рэнди и считал его недостойным своей дочери.

– А такую тещу, как мать Натали? – продолжал кричать Брукс, на мгновение преображаясь в надменную миссис Стоун, которая была известна в кинематографических кругах своим снобизмом. – Представляешь, она обвинила Лео в попытке заставить ее совершить противоестественный акт в их первую брачную ночь? Да, истинная правда! А знаешь, что это было? Лео попросил ее, прежде чем лечь в постель, снять все драгоценности…