Идеальная пара - [143]

Сейчас она ясно представила себе его, как он шел рядом с ней в своем поношенном плаще и стоптанных башмаках, услышала его тихий, спокойный голос. И вдруг она вспомнила, как он говорил ей, что среди его клиентов есть один очень знаменитый актер.

Фелисия пошла в гостиную, где на столе Куика она видела записку с именем Билли Дова, но она исчезла. Она открыла ящик стола и начала шарить в нем. Там не было ничего интересного за исключением адресной книги в дорогом кожаном переплете. Она открыла ее и увидела уголок какой-то фотографии, засунутой за заднюю обложку.

Она включила настольную лампу и пригляделась. Фотография была темной и некачественной, очевидно, сделанной ночью плохим фотоаппаратом; такие моментальные снимки большинство людей просто не стали бы хранить. На снимке были видны двое мужчины, выходящих из паба держась за руки. Один из них – повернувший голову – был, несомненно, Билли Дов; черты его бледного лица хорошо просматривались даже при плохом освещении. Другой мужчина был обращен к камере спиной. У Фелисии замерло сердце, когда она увидела знакомый пиджак, небрежно наброшенное на широкие плечи элегантное пальто, мягкую шляпу, сдвинутую на бок так, как раньше всегда носил Робби. Она не видела лица мужчины, не могла разобрать цвета его волос, но что-то в нем – его одежда, осанка, руки, и прежде всего шляпа – напомнили ей Робби.

Она не знала, что испугало ее больше – внезапное осознание причины равнодушия к ней Робби в последние несколько месяцев или тот факт, что Марти Куик явно пытался шантажировать его. Она знала, что Куик вполне способен на шантаж, но она не верила, что он может использовать его против Робби или против нее самой. Что касалось Робби, то выходило, что он лгал ей о своих отношениях с Рэнди Бруксом и продолжал лгать о себе – ведь он так и не признался в том, что было совершенно очевидно.

Фелисия схватила фотографию, побежала в спальню и начала лихорадочно одеваться, внезапно охваченная ужасным приступом клаустрофобии и тошноты при виде смятой постели. Она знала, что ни минуты не может оставаться здесь, и все же какая-то часть ее существа не хотела уходить. То же самое чувство она испытывала много лет назад с Гарри Лайлом, когда она хотела убежать или наброситься и убить его, и все же оставалась, презирая себя за это.

Она схватила свою сумочку, запихнула в нее фотографию и выбежала из комнаты как раз в тот момент, когда дверь ванной открылась, и оттуда вырвались клубы пара и табачного дыма.

Снаружи стоял ужасный шум: экипажи бомбардировщиков один за другим включали двигатели, от чего фанерные щиты, закрывавшие лишенные стекол окна, дрожали и скрипели.

Рэнди Брукс закрыл рукой одно ухо, а к другому плотнее прижал телефонную трубку, чтобы расслышать, что говорил ему Марти Куик. Учитывая особое положение Брукса, полковник Фрухтер с радостью предоставлял ему свой кабинет, но здесь тоже не было тишины, когда целое звено бомбардировщиков В-17 готовилось к взлету.

Только накануне, когда Рэнди разговаривал со своим тестем Лео Стоуном, позвонившим ему из Лос-Анджелеса, вся база содрогнулась от взрыва, от которого вылетели все стекла. Брукс, находившийся в это время в кабинете Фрухтера, лишь случайно не порезал лицо осколками; он решил, что на них упал немецкий самолет-снаряд, но оказалось, что одна из команд обслуживания открыла замок бомбодержателя, не проверив, снят с бомбы взрыватель или нет.

Стоун, сделавший тот же вывод, что и Рэнди, когда услышал по телефону грохот взрыва на расстоянии семи тысяч миль, сразу же сообщил об этой новости в газеты. На следующий день газеты по всей Америке вышли со статьями на первых полосах, описывающими, как Рэнди Брукс, любимый комик Америки, мужественно оставался на боевом посту во время налета Немецкой авиации. Тут же последовали предложения наградить его медалью; местное отделение организации ветеранов войны в Бербанке сообщило, что впредь оно будет носить имя Рэнди Брукса; Си Кригер прислал ему телеграмму с предложением снять фильм о его военных подвигах; не говоря уже о многочисленных просьбах дать интервью, на которые Рэнди ответил отказом.

– Тебе не будет от них никакой пользы, – предупредил его Фрухтер. – Зато ты можешь приобрести не только репутацию героя, но и очень скромного человека. Держи рот на замке, и ты будешь первым голливудским комиком, которого выдвинут в Сенат и непременно изберут.

Что касалось Фрухтера, то неожиданно обрушившаяся на него слава, как командира Рэнди Брукса, дала ему новый жизненный стимул – он начал поговаривать о том, чтобы перевести Сильвию, бывшего шофера Марти Куика, в состав американской армии и присвоить ей офицерское звание.

– Если Айк смог это сделать для Кей Саммерсби, – сказал он, – то почему бы не сделать такое еще раз? – Ходили слухи, что звезда выполняет роль источника информации для генерала.

Самого Рэнди вся эта шумиха вокруг него очень угнетала. Ужас, пережитый во время взрыва, и опасность пострадать от осколков были достаточно неприятными ощущениями; но хуже всего был вид кратера, в котором огромный бомбардировщик просто исчез, оставив после себя почерневшие алюминиевые обломки, разбросанные вокруг вместе с тем, что осталось от людей – частью ноги в армейском ботинке, рукой с растопыренными пальцами, как бы взывающей о помощи, другими мелкими неопознанными кусками костей и плоти, которые несчастным нарушителям дисциплины пришлось собирать в цинковые контейнеры. Брукс уже давно пришел в выводу, что на войне такие качества, как нормальное состояние психики и храбрость, постепенно истощаются. Каждый человек приходит на фронт с определенным запасом того и другого, но расходуя его, он в конечном итоге превращается в ненормального труса, кто раньше, кто позже. Этот взрыв лишил его остатков мужества, а тот факт, что его объявили героем в то время, как останки погибших при взрыве людей собирали в контейнеры, окончательно истощил его психику. Так что у него не было настроения разговаривать с разгневанным Марти Куиком.