Идеализм-2005 - [48]

Я встал в фойе. Через десять минут рядом улыбался Дарвин.

— Нормально все? — спросил у него.

— Вообще отлично.

У Дарвина были листовки. У нашей соратницы — флаг.

— Бля, а где подруга? — сказал я, когда прошло минут пятнадцать ожидания.

— Не знаю, мы разделились, как по плану.

— Вот началась хуйня-то. Искать придется. Может она тут уже. Точнее, надеюсь что тут. Давай вместе, а то и друг друга потеряем.

— А где искать-то? Народу смотри сколько.

— По другим этажам пробьем для начала.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. К счастью, здесь же отыскалась соратница. Она стояла, прислонившись к колонне.

— Блин, что за фигня? — навис я над ней строго.

— Да я забыла… Нервы.

— Ладно, ничего страшного. Главное, нашлись. Погнали в зал, места пиздатые самые займем.

Как только мы спокойно прошли мимо ФСОшников на входе в зал, я понял, что акция точно получится.

Свободным был второй ряд задней части партера. Тридцать-сорок метров от сцены. Впереди нас стоял еще один ряд кресел, а за ним — широкий проход. Второй ряд имел очевидные преимущества. ФСОшники, которые стояли по периметру зала, не могли видеть наших действий за спинами находящихся впереди, Но и к сцене близко. А еще ближе мы с нашими простыми, не-виповыми аккредитациями все равно сесть не могли.

Через минуту вокруг нас разместились японские или корейские журналисты.

Погас свет. Заиграла музыка. Началось.

Точнее началась новая фаза ожидания. Отыграла специально написанная к открытию конгресса увертюра, потом наградили иранского журналиста, вышедшего из казематов аятолл.

Опять музыка, классика. А гвоздя программы, Путина, все не было.

— Ебать, где он уже, — шепнул сидевший справа от меня Дарвин.

— Все хорошо, ждем. Приедет.

И мы молча ждали. Прошел еще час. Потом свет опять осветил весь зал. Зашевелились телевизионщики с камерами.

Первым делом я толкнул локтями товарищей, что сидели по сторонам.

Достал чистую трубку и быстро набрал кодовое сообщение Лене: «Напишу репортаж». Разобрал трубку, сломал симку.

Приподнял пиджак и аккуратно потянул за баннер. Положил его на колени.

И в условиях нашей полной боевой готовности на сцене показался улыбающийся царь. Он вышел из-за кулис с левой от нас стороны.

Зал встал. Раздались бурные овации. Наши соседи-азиаты истошно хлопали в ладоши, не хуже соотечественников. И закрывали нас. В это время я спокойно передал правый конец баннера Дарвину, левый — соратнице. Товарищи достали флаг и листовки.

Аплодисменты продолжались минут пять. Мы ждали.

Зрители расселись по креслам. В наступившей тишине стоять остались только мы трое.

Напротив царственной особы красовался растянутый баннер «Путин — палач Беслана».

Я сделал глубокий вдох. И выдохнул:

— Путин — палач свободы!

— Путин — палач свободы! — повторили мы несколько раз.

Со всех сторон уже бежали ФСОшники в черных костюмах.

— Путин, уйди сам!

— Путин, уйди сам! — все вместе.

В следующую секунду меня дернули несколько крепких рук, подняли в воздух. Ноги оторвались от земли. Я проделал какое-то невероятное сальто, перелетел через первый ряд кресел. Жесткая посадка в проходе. В десяти сантиметрах в пол смотрела голова Дарвина.

Вокруг щелкали журналистские фотокамеры.

Нас подняли на ноги, повели с заломленными за спину руками к выходу. И дальше, через первый этаж, по каким-то потайным кремлевским ходам.

В комнате, где несколько сотрудников ФСО глазели в мониторы компьютеров, нас уложили лицом в пол.

— Руки за голову, блять! Не двигаться! Убьем нахуй!

Лакированный ботинок приземлился на мой затылок.

Так мы пролежали часа полтора. ФСОшники периодически принимались энергично пиздить нас ногами. Меня это не расстраивало совершенно: дело-то сделано, похуй теперь.

— Главный хочет с вами говорить, — с такими словами меня и Дарвина кремлевские охранники подняли с пола.

Слово «Главный» ФСОшники произнесли с испуганным придыханием, и стало понятно, что насчет титула они не шутят. Главный в самом деле был где-то рядом.

На нас надели наручники.

— В пол, блять, смотри! — удар по затылку.

Я понял, что ФСОшники не хотели показывать лица: «Ни хуя себе, боятся».

С заломленными руками мы прошли метров двадцать по кремлевским лабиринтам. Остановились перед кабинетом.

Меня затолкали внутрь, а Дарвина оставили в коридоре.

Обстановка в помещении Главного буквально ослепляла, там все было позолоченным, а может быть золотым. Султанский дворец, не иначе. В черном кресле сидело огромное, напоминающее медведя тело. «Ебать, это воевода XVII века какой-то», — в голове как-то невольно возникла историческая аналогия.

Главный (нынешний командующий российской национальной гвардией Золотов) посмотрел пристально на меня. Потом не спеша поднялся. Внушительного размера кулак проехался по скуле. В глазах потемнело на секунду.

А Главный понес сущий бред.

— Я тебя всего насквозь вижу, — начал он свой монолог с осуждающей, немного обиженной интонацией. — Вижу, у тебя в груди злоба на нашего президента. Но мы тебя от такого отучим. Я пошлю своих ребят, они твоим родителям дверь яйцами закидают. Мы с тобой еще и не так поговорим. Вот будет тебе.

От этих слов несло откровенным слабоумием. Отвечать я не собирался, но даже если бы захотел, что бы я сказал? Не кидайте ваши яйца? Или же спросил: «Вы тут совсем, в Кремле вашем, ебанулись?»