Идеализм-2005 - [27]

Потом мы сцепимся с товарищами руками и будем отбиваться от минобороновцев. «Министру Иванову — судьбу Сычева», — высечено у меня на сердце, это мой новый обет, это клятва перед боем. Квинтэссенция ненависти к окружавшей меня с детства действительности. К трусости, покорности, эгоизму, слабости, которым меня пытались учить все семнадцать лет моей жизни.

Рядовой Андрей Сычев был одним из миллионов российских призывников. Возможно, его детство и ранняя юность во многом напоминали мои или моих друзей. Сначала детский сад, воспитательницы, следившие, чтоб все спали в тихий час. Потом школа, толстые и скучные классные руководительницы. Математика, обществознание, литература. Дома и в школе тебя учат, что «надо кем-то стать», «чего-то добиться».

Ни школа, ни семья не учили наше поколение защищаться, стоять за собственное достоинство, за справедливость. Наоборот, нас воспитывали с причитаниями «никуда не лезь», «обойди стороной», «слушайся старших по возрасту и по должности». Мне повезло, Партия хоть как-то научила меня жизни до достижения совершеннолетия. Андрей Сычев не занимался антиправительственной деятельностью. Его мировоззрение, как и мировоззрение его сослуживцев-садистов, формировалось в российской семье и в российской школе.

Я вырос в семье ученых, химиков, научных сотрудников МГУ. Несмотря на это, моя матушка в 90‑х начала заряжать воду от телевизора. Потом она стала часто ходить в церковь, где молилась весьма абстрактному Богу. Абстрактному потому, что матушка моя не знала никаких основных догматов православия. Ее религиозность стала результатом тяжелой повседневности, неуверенности в завтрашнем дне. Страха перед конкретными социальными трудностями, одним словом.

Матушка регулярно таскала в церковь и меня, не объяснив даже в общих чертах, о чем все это. Просто стоять в церкви и взывать к крайне непонятному Богу о помощи — так делала моя мама и миллионы других. Эти люди со схожими, в общем, проблемами настолько были чуждыми, непонятными друг другу, что даже частью одной организованной религии стать не могли, а изобретали свои унизительные культы какие-то, смесь христианства и веры в барабашек с домовыми.

Почему унизительные? Во втором классе я часто оставался в группе продленного дня. С отвратительными бабками-надзирательницами. На издевательства над слабыми они никакого внимания не обращали, считая их частью нормального естественного отбора. Я был тогда крайне замкнутым, нелюдимым ребенком, и поэтому быстро стал объектом для насмешек, особенно со стороны детей постарше.

Моя детская психика, не испорченная еще воспитанием, реагировала на несправедливость спонтанно и резко. Поэтому однажды я кинул камнем в дного из моих обидчиков-третьеклассников. Травмы серьезной не было, но потекла кровь. Такой поворот событий явно нарушал установленные учителями правила контролируемого моббинга. Моим родителям и в школе рассказали, что я был инициатором конфликта. Моя матушка в школьную версию поверила. И потащила меня в церковь — «просить прощения у Бога». Я искренне, конечно же, не понимал, что за прощение и у какого Бога. Со священниками матушка не общалась. А стоять перед иконой и повторять «виноват-с» мне уже тогда казалось дичью. Я просто не понимал, зачем, почему! Мне было восемь лет и самый близкий мне тогда человек так наказывал меня за защиту своего достоинства, за правду.

Эта унизительная до слез процедура до сих пор одно из самых моих в страшных воспоминаний. Многие мои сверстники проходили через подобные унижения в родной семье. У каждого из них в семье было что-то такое, о чем во взрослом возрасте стыдно вспоминать. Настолько это отвратительно, гадко.

И заметьте, я говорю сейчас о вполне «нормальных» семьях.

Российское воспитание — самый верный союзник власти. Ведь родительская так называемая любовь на деле означает любовь к самому себе и воспроизводство собственных жизненных установок в детях. В этом причина сословности российского общества, когда дело касается поведенческих стереотипов. Бедные, трусливые, забитые люди производят на свет трусливых, забитых, несчастных людей, отучают их драться за справедливость с самых ранних лет. У верхушки же общества совсем другие добродетели в цене. Про мажоров, детей российской элиты, всем хорошо известно.

«Думай о себе, а то тебя посадят и ты испортишь себе жизнь», — такие наставления я выслушивал от матушки после каждого приема мусорами. Она искренне верила, что малодушие и эгоизм — залог успешного выживания. Но не моя мама это придумала, она просто повторяла распространенную точку зрения.

Меня всегда удивляло, как реагировало большинство родителей нацболов на репрессии государства.

Плохими парнями почти всегда оказывались Лимонов или Рома Попков, но не сотрудники ФСБ, менты, судьи и прокуроры. Хотя уголовные дела заводил государственный аппарат. Очень немногие отваживались хотя бы на словах обвинять в репрессиях жестокую и несправедливую власть. Потому что государство сильнее, а тот, кто сильнее, тот и прав.

Судьба Андрея Сычева стала для многих из нас примером того, на что обрекало нас государство с его военкомами и ментами, наша школа с ее учителями, семьи, в которых мы выросли. В этой трагедии виновато все российское общество, но оно этого никогда не признало. «Вы за пидараса вписались», — говорили нам ОМОНовцы, которые принимали нас после захвата Савеловского военкомата. Так же считали многие жители нашей страны. Хотя большая часть россиян в аналогичной ситуации оказалась бы на месте Андрея Сычева. На больничной койке без ног. Или на месте его сослуживцев-садистов, что куда хуже.