Идеализм-2005 - [12]

— Jawohl, Рома, — Чугун поднялся.

— Давайте тогда сейчас выдвигаться. Завтра дел куча.

— Да, — Ольга М. надела куртку.

— Это вот, Кирилл, — сказал я Чугуну, — завтра автобус от Щелковской в шесть едет. Он прямо до дачного поселка идет. Надо на него успеть по-хорошему.

— Да.

— Завтра все встречайтесь без пятнадцати шесть на выходе с «Щелковской», — решил Рома. — Акция 20‑го будет. В «день чекиста». Поняли? 20-то в два дня — последняя стрела. Торговый центр рядом с «Проспектом Вернадского». Леха, найдешь?

— Да.

— Кирилл, Леха, слышите? Дорогу до последней стрелы объясните регионалам, которые понадежнее. Чтоб, если что с вами вдруг случится, другие не потерялись. Ясно? Хорошо. Кирилл, Ольга, выдвигайтесь.

— Ребята, вам с ними, — сказал я орловцам, — завтра увидимся.

— До завтра.

— Пока.

Остались Рома, Лена и я.

— Нервно как-то получается, — сказал Рома устало.

— Завтра разберемся со всем, — ответил я ему, — все срастется в итоге ведь.

— Леха, жалко будет, если тебя закроют. Только дела начали.

— Да ладно, Рома, ничего страшного. Мы ведь за революцию и за героизм. И тюрьма не конец, пожизненное, наверное, сразу не дадут.

— Все правильно, Леха.

* * *

Утро 20 декабря. Я проснулся, вскочил рывком, скинул спальник. Китайские «командирские», как их называли нацболы, часы Асахи на левой руке показывали половину шестого.

Отлично, вчера решил в пол шестого проснуться и проснулся.

Тело повиновалось духу.

— Доброе утро, Леха, — Чугун бодрствовал. Он и еще двое партийцев за ночь нарисовали баннер «Путин, уйди сам», поэтому сильно пахло краской. — До подъема полтора часа еще, спи.

— Да ладно, Кирилл, выспался уже, пойду кофе попью.

На кровати дремала Нина Силина, бывшая подельница Лимонова по Алтайскому делу. По плану акции ее группа захватывала крышу суда.

По деревянным ступенькам я спустился со второго этажа дачного дома моих родителей, где расположился наш нацбольский штаб. В двух комнатах внизу вповалку спали партийцы. На кухне сидел дежурный — Серега Молдован.

— Леха, я все никак заснуть не мог. До начала дежурства своего глаз не сомкнул. Я, ебать, волнуюсь, — поделился он сразу своими переживаниями.

— Да ладно, Серег, все заебись будет.

— Это точно, блин. А вдруг посадят? Ты как думаешь?

— Поживем, увидим, че говорить-то. Главное, днем все сделать правильно, а там похуй.

Я налил из рукомойника воды в чайник. Совсем немного, чтобы закипел быстрее. Насыпал в чашку четыре ложки растворимого кофе. Залил подоспевшим кипятком. Откинулся на спинку стула.

Молдован включил телевизор.

— Смотри, не разбуди народ. Пусть спят, — предупредил я.

— Да я тихо совсем.

На улице шел снег. Сугроб доходил почти до подоконника.

Я отхлебнул обжигающий кофе, прикрыл глаза.

Мы захватывали Никулинский суд в «день чекиста», 20 декабря. Так получилось, что акция совпала и со столетием Декабрьского восстания 1905 года в Москве. Больше тысячи революционных боевиков установили контроль над половиной города, построили баррикады, начали охоту на городовых и жандармов. Эсеры взорвали московское охранное отделение, будущие московские эсеры-максималисты, которыми Владимир Мазурин командовал, вытащили помощника начальника сыскной полиции Войлошникова прямо из его дома и расстреляли потом в переулке.

Повстанцами в Москве командовал Михаил Соколов, эсер, идеолог аграрного террора. Летом 1906 года, уже будучи максималистом, он организует взрыв резиденции Столыпина на Аптекарском острове в Петербурге.

Московский гарнизон царские власти заперли в казармах, чтобы солдаты на сторону революционеров не перешли. Но уже ранним холодным и темным утром 15 декабря 1905 года в Москву на помощь потрепанным правительственным силам прибыл гвардейский Семеновский полк, а 16 декабря — лейб-гвардии Конно-гренадерский и Ладожский полки. 17 декабря царская артиллерия начала обстрел центра восстания, рабочих районов на Пресне. Затем войска начали зачистку. Рабочих расстреливали вместе с их семьями, жгли нищенские пролетарские пожитки. Точно так же действовали царские отряды на Казанской железной дороге. Город Люберцы был тогда центром рабочего повстанчества. После Московского восстания там расстреляли машиниста Алексея Ухтомского, боевика-эсера, отряд которого громил казаков и полицию в рабочих городках.

Смысл жизни — продолжать восстания, начатые задолго до нас.

Такой была моя утренняя медитация. Медитация мечтательного студента-историка.

Глаза снова открылись. Ничего не изменилось. Молдован смотрел новости. Кофе остывал.

На кухню спустился Кирилл.

— Леха, давай минут через пятнадцать людей будить потихоньку. Только не всех сразу. Чтобы очереди в туалет не было и толпы на кухне.

— Да, давай.

Но нацболы и сами уже просыпались. Натягивали на себя свитера, куртки, которые лежали под головами, как подушки.

— Не толпитесь, — бункерфюрер Кирилл Чугун наводил порядок на кухне, — все, блин, все успеют. И чай попить, и поесть. Инструктаж не скоро еще.

* * *

Мы выдвинулись. На инструктаже Чугун и я поделили партийцев на три группы. Но в пустом дачном поселке группы выглядели бы еще хуже, чем толпа.

— До Шелковской езжайте все вместе, — решил Кирилл.