Идеалист - [44]

— Со многим нельзя не согласиться, но характер народа продолжает меняться, — возразил он. — Сама география меняется, так сказать: пространство сокращается благодаря средствам связи, зимы, образно говоря, стали короче и теплее, во всяком случае, не сказываются на производстве…

— Ни черта не меняется! — грубо перебил Игорь. — Вы читали Чаадаева? А маркиза де Кюстина? Почитайте. Сто тридцать лет назад они писали о современной России! Не было паровозов, самолетов и телевизоров, но все та же гнетущая атмосфера застоя, апатии и страха…

Илья впервые как следует присмотрелся к Игорю. Для Орлова у него было удивительно смуглое, скуластое, не правильное лицо. И без того маленькие глаза постоянно щурились, в осанке, в одежде чувствовалось глубокое безразличие к своему внешнему виду. Он никогда не смотрел на собеседника, но в этом была не застенчивость, а внутренняя углубленность и, пожалуй, — горьковатое высокомерие: «все равно ведь ты не поймешь меня!» — …Да, внешние черты эпохи изменились, нельзя не измениться, ежели весь мир изменился. Но суть, дух и дистанция — все те же! На Западе — динамика, перемены, борьба партий, здесь — застой, изоляция, враждебность ко всему иностранному, непомерные претензии учить других, бряцанье оружием, все так же топим в крови непокорных… все так же на целую страну десяток честных — их объявляют сумасшедшими и уничтожают, а масса все так же жрет и размножается.

Игорь внезапно умолк и окончательно отвернулся. Он смотрел туда, где раздавались смех и восклицания Барбары, но ясно было, что они нисколько не привлекали его внимания. «Ему плевать на красивых женщин, на свою внешность, на красивые вещи, — подумал Илья, — даже музыка, которую извлекает его прекрасное изделие, не трогает, по-видимому, его. «Одна, но пламенная страсть» сжигает его».

— Мне кажется, — сказал Илья, — что вы сгущаете краски. Этот народ грамотен, он читает и ходит в кино, он слушает радио и смотрит теле… — Илья осекся, ибо Игорь повернулся, и в щелках его сверкнуло, «в самом деле, что они читают, что смотрят!» — И на реформы грех жаловаться в последние десять-двенадцать лет, и оттепель, в конце концов…

— Когда я слышу слово оттепель, мне хочется истерично смеяться, — заерзал на стуле Игорь. — Давно уже мороз, вьюга воет, а они мечтают об оттепели. Неужели вы все не видите, как процесс сталинизации набирает силу, идет уже полным ходом?

— Странно, впрочем, может быть… — сказал Илья, вспомнив праздничный университет. — Тем не менее, я полагаю, есть более важные и объективные обстоятельства, против которых бессильны субъективные глупость или тщеславие. Мы покончили с натуральным хозяйством, вступили в индустриальную эру, мы втянуты в мировой процесс производства, в НТР. Теперь мы не изолированы огромными пространствами от остального мира, более того — мы тесно связаны с мировой экономикой, поэтому законы и требования ее неизбежно приведут к перестройке и нашей экономики. Возьмите новую экономическую реформу: им пришлось предоставить директорам предприятий большую свободу действий, от лозунгов и «надо!» обратиться к «материальному стимулированию», и это только начало. Увидите, в ближайшие годы последуют демократические реформы, ибо без них невозможно реализовать — экономическую.

— И тогда… — Игорь потер руки и хитро улыбнулся, — возникнет свободная печать, расцветет оппозиция, коммунистов покритикуют, и, устыдившись, они уступят власть технократам. Да? Вначале оттепель, а затем мы как по маслу соскальзываем, конвергируемся в плюралистическое, постиндустриальное общество? Коммунисты уходят в оппозицию и по всем демократическим правилам борются за каждого избирателя. Happy end!

Илья покраснел и насупился. В сущности, он так и думал.

— Все хорошо, все прекрасно… одна только неувязочка, — продолжал Игорь, ядовито улыбаясь, — коммунисты давно-о-о, еще, когда не только нас, родителей на свете не было, поняли, что экономика — это власть, и никому — ни кулаку, ни непману, ни технократу, ни тем более иностранцам — ее уступать нельзя. Поэтому вначале они забрали ее полностью в свои руки, а затем сделали замкнутой, независимой от внешних рынков и превратностей. Смотрите, производительность труда в три-четыре раза ниже европейского уровня, половина предприятий нерентабельна… а система держится, как по-вашему, почему? Да потому, что Россия никогда не была так замкнута, как нынче, «в стороне от мировых событий» — словами Чаадаева.

В этом пункте Илья чувствовал слабинку в позиции Игоря.

— Нет, нет и нет! — возражал он. — Ни экономически, ни в культурном отношении наша система не замкнута. Русский мужик времен Николая I собственного барина годами не видел, а сейчас сельский парень записывает Битлз и сам на электрогитаре учится… Сейчас Россия стянулась до размеров московской губернии, до любого конца можно добраться за сутки-двое… Моды, стиль жизни передаются очень быстро, притом — западные…

Они не заметили, как стол усилиями Анжелики и Андрея был накрыт. Надо сказать, скудость сервировки с лихвой компенсировалась разнообразием бутербродов. В искусстве приготовления бутербродов Анжелике, пожалуй, не было равных, она изобретала (или знала) самые неожиданные, пикантные сочетания, и Андрей охотно подчинился ее диктату.