Идеалист - [40]
Илья говорил о том, что над сценой надо повесить экран, разбитый на ячейки — по одной от каждого кресла, — а кресла снабдить кнопками, нажимая которые, зритель может окрасить свою ячейку экрана в нужный цвет.
— Представляешь, в зале тихо, нет обычного грохота, а на экране вспыхивает яркая мозаика, своего рода световое продолжение концерта! Если музыка или исполнение не понравились, экран мрачен, если — так себе, сер, если превосходны, экран сияет… Никто не будет оглядываться на «ученого соседа», и оценка, следовательно, будет действительно объективной. А?
— Ты думаешь, легко давать оценку?
— Основное это музыка, произведение, поэтому оценка его должна быть связана с цветом, а качество исполнения — со светимостью, с яркостью… Компьютер будет обрабатывать информацию, как на спортивных соревнованиях… Однако, является ли тайна голосования достаточным стимулом для искренности? Не будут ли они по-прежнему лицемерить и завышать оценку?
Он стегал себя перчатками по ноге и даже не заметил, как она, чтобы не затеряться во встречном потоке прохожих, продела свою руку ему под локоть. Каким невозможным он бывает порой — не видит и не слышит ее, — думала Анжелика, посматривая на него сбоку.
— Нет, я думаю, ответственность приучит их к честности и разовьет музыкальный вкус. А? — спросил он, сбивая на лету снежное перо.
— Так странно слушать тебя, — ответила она. — Ты такой категоричный, нетерпимый! Поднимаешь себя над «массой», хочешь исправлять ее… Откуда чувствуешь за собой право критиковать и учить других?
— Хм… в самом деле… Видишь ли, всю свою сознательную жизнь — вот уже лет десять — я критичен, придирчив в первую очередь к себе. Если бы ты только знала, как я сомневаюсь в себе, ненавижу за слабость, расхлябанность, лень… В течении многих лет я не позволял себе спать больше шести часов, казню за каждый растраченный час; я слишком медленно, но все-таки совершенствуюсь — я чувствую это по своим школьным друзьям. А люди, вот эти, они останавливаются где-то в районе двадцати и остаются грубыми, необработанными полуфабрикатами…
— Але, может быть, они не имеют возможности, — Илья кисло поморщился, — или не хотят совершенствоваться, — возразила Анжелика. — Если ты мучаешь себя, проше пана, але как можешь заставлять других?!
— Как это не хотят совершенствоваться?! Значит, они просто не ощущают своего уродства — тем более мой долг указать им на него…
Вот она, атеистическая нетерпимость и воинственность! Ему неведомы жалость и всепрощение христианства. Переделать мир по собственному усмотрению! Он никогда не примирится с высшей властью над собой. Страшная, волюнтаристская философия! — думала Анжелика, между тем незаметно для себя прижимаясь к его руке.
— …разве как честный человек я не обязан?! Что-то знать, понимать и умалчивать? Н-е-е-т!
— Але ты можешь ошибаться. Ты думаешь так, а другие — иначе. Сколько людей, столько мнений. Почему твое и твои рецепты самые правильные?
— Бог ты мой, да ведь я ничего не изобретаю. Тысячелетиями человечество вырабатывало понятие совершенного человека, и, я думаю, люди самых различных взглядов и вероисповеданий сойдутся на том, что, скажем, ум, воля, доброта, честность и что там еще являются признаками совершенства, а… Да что там говорить — Спиноза, Фихте, Кант, Вольтер, Конфуций, Ницше… — кого ни возьми, все сходятся в вопросе личной и социальной этики.
Конечно, все до одного безбожники, — подумала Анжелика, но вслух спросила с легкой иронией, которой он, правда, не уловил:
— Можешь сказать, что это за этика?
— Ну и вопрос! — воскликнул, останавливаясь, Илья. — Хорошо, я попытаюсь ответить, насколько возможно вот так на ходу.
Он стоял и тер переносицу, потом сказал:
— Не ручаюсь за полноту, но во всяком случае… в личном плане необходимо: совершенствовать свой интеллект, стремиться к истине и бороться с ложью во всех ее проявлениях, довольствоваться минимумом физических благ, необходимых для поддержания хорошего здоровья, а — в общественном: помогать совершенствоваться другим. Другими словами, индивидуальная этика состоит в самосовершенствовании, а социальная — в способствовании совершенствованию Человечества.
— Чтобы подготовить Царство Божье?
— Ты опять про мир вечного блаженства — без теней, без грусти, мир, в котором нет не только страданий, но даже неудовлетворенных желаний? Но это не жизнь! Это смерть наркомана — с улыбкой на устах. Человечеству необходимо совершенствоваться, чтобы выжить в океане слепой и могущественной стихии, чтобы даровать жизнь будущим поколениям.
— А нам, живущим, какая награда? Прожить в муках короткую, как мгновение, жизнь и утешаться тем, что другие после нас будут по-прежнему страдать?
— Мучиться и творить, страдать и радоваться!
— Mat ка Во ska, все как раньше! Только еще больше людей — на Марсе и других звездах… значит, увеличить число страдающих!.. Страшно представить такое будущее… И тоже, тем, кто умер, никакой перспективы?
— Нет, никакой, — холодно отрезал Илья. — Зато будущие будут жить дольше и счастливее нас, они не будут умирать насильственной смертью, мучиться от голода и делать тупую работу, они будут творить.
Сделав христианство государственной религией Римской империи и борясь за её чистоту, император Константин невольно встал у истоков православия.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…