Идеалист - [53]

Шрифт
Интервал

– Да ведь он имеет право. Он ведь политик. Он в президенты баллотировался. И какая тебе разница, какой он ориентации? Он писатель!

– Э, але, – вскинулся студент. – Право они, видите ли, имеют. А я? Я что, права не имею? Имею и выражаю: я не желаю видеть президентом своей страны мужчину, который сосет половой член у другого мужчины и засовывает этот половой член себе в задницу. Также я не желаю видеть в руководстве своей страны американского подельника мужчины, который сосет половой член у другого мужчины и засовывает этот половой член себе в задницу. Вот и был бы себе писателем, и трахал бы спокойно своих мужиков, никто б и внимания не обратил. Видишь, как всё просто? Это моё гражданское мнение, и я тоже имею полное право на его выражение. И не политик он, а задрот. К тому же митинговать им практически всегда разрешают, но не на Тверской, а на набережной Шевченко. Это не дыра какая-то, это улица в двух шагах от Садового кольца, тоже центр Москвы. А когда я стою в глухой пробке из-за этого полудохлого пидора, у меня только одно чувство – ненависти. Чего они хотят добиться? Я все равно не верю и никогда не поверю людям, которые убеждают меня в том, что их вонючей Америке виднее, как мне лучше жить в России. Но нет ведь, лезут, суки, в самый центр, им обязательно хочется все поперекрывать, чтоб иностранцы их на камеру сняли, типа они тут за демократию борются, и дали денег потом. Попробуй-ка перекрой центр какого-нибудь Нью-Йорка! Да тебя там размажут на хер по асфальту! И правильно сделают, потому что это не политика, а самое обыкновенное хулиганство. «На баррикады» они призывают, видите ли. Меня вот реально удивляет – они что, всерьез все это? Они думают, что народу нужны баррикады? Да блядь, если вдруг возникнет серьезная ситуация, то твари эти на тех баррикадах лягут самыми первыми! И я лично в этом поучаствую.

– Вот, – дружелюбно улыбнулся я хохлу. – А вы говорите ОМОН... До осатанения людей могут довести самые обыкновенные пробки.

– Та ладно тебе, пробки ему мешают. А триста тысяч прокремлевских «нашистов» на дорожную ситуацию не влияют никак? Ты думаешь, я не смотрю телевизор? Да у вас даже в газетах их гопотой называют! В деловых!

Студент вдруг как-то нехорошо улыбнулся и покосился сначала на Володымыра, потом на стоявшую на столе бутылку из-под водки. Я легонько толкнул его локтем в бок и вопросительно на него посмотрел.

– Ну, я комиссар движения «Наши», – неожиданно заявил студент.

Физиономия хохла скукожилась. Мы с Евгением, переглянувшись, неожиданно заржали.

– Ты жопу с пальцем-то не сравнивай, – с трудом сдерживаясь, снова включился студент. – Во-первых, та газета, которая назвала гопотой, деловой перестала быть уже лет сто назад. Обычный желтоватый листок, его давно никто всерьез не воспринимает, к тому же главред там алкаш, трус и трепло. Деловая пресса жаргонизмами не оперирует, у деловой прессы и без того словарного запаса предостаточно. А во-вторых, так оскорбить сотни тысяч молодых российских парней и девушек способна только снобствующая, зажравшаяся сволочь, даже понятия о реальной жизни в России не имеющая. Они до сих пор свято уверены, что за МКАДом жизни нет. Ну, посмотри вот на меня. Ну да, я недавно в Москву из-под Тамбова приехал, из деревни. Да, из неблагополучной семьи. Мать продавщица, отец алкаш. И что мне теперь, вешаться? Я, между прочим, в университете учусь. Я не курю и не пью даже почти, вот разве что с вами за компанию. Я два иностранных языка учу. Какая я тебе гопота? Тебя в «Наших»-то вообще что напрягает? Можешь внятно сформулировать? То, что нас много? Или митинги наши? Так наши-то митинги санкционированы, и уж точно никому не мешают. Ты комсомольцев помнишь?

– Комсомольцы, – буркнул хохол. – Я сам был комсомольцем. Комсомольцы БАМ строили и ДнепроГЭС, а не с рулонами туалетной бумаги по улицам шароебились.

– Парень, да ты совсем дурак, – покачал головой Евгений. – А страной кто управлять будет? Загляни лет на двадцать вперед!

– Ну, – вдруг заржал хохол, – если вашей страной будут управлять вот эти... хунвейбины, прости господи, тогда я спокоен. Тогда-то ваша страна очень быстро окажется по уши в говнище. Как эстонское посольство, га-га-га!

У студента покраснели уши. Мы с Евгением тоже засмеялись. Все еще помнили, как в знак протеста против переноса памятника Героям Великой отечественной в Таллине «Наши» пикетировали посольство Эстонии и в качестве акции закидали здание пакетами с самым обыкновенным говном. Разумеется, все хорошо понимали, что одной такой «акцией протеста» движение в секунду низвело свой статус до самой зоологической маргиналии, но нельзя же проецировать чей-то идиотизм на триста тысяч человек! К тому же совсем молодых. – Да ладно, – вступился за смущенно молчащего студента Евгений. – Пакеты с говном – это перебор, конечно, но на ошибках учатся. Эти хоть делают что-то, чего-то хотят. И я считаю, что это правильно, потому что одно поколение в девяностых мы уже просрали. Лично я вот не хочу никакой политики! Если честно, меня вообще жутко бесит, что я почему-то знаю всю эту сволочь, да еще и настолько, чтоб поддерживать ваш разговор. Какого черта эти козлы лезут мне в голову? Я хочу спокойно жить сам по себе, без ющенок, кащенок, лимоновых и прочих уродов, вбивших себе в голову, что они вправе что-то думать за меня! Я не пойду голосовать ни в каком случае вообще, потому что мне насрать, и плевал я на гражданскую позицию. Все равно нас обманут. И я такой не один: те, кто выжил в пиздеце девяностых, уже ни во что не верят, ни на что не надеются и политикой не интересуются. Но политикато хрен с ней, а самое страшное, что основная наша масса просто не верит в себя! – Кстати, согласен, – поддержал я. – Политиков нашего возраста раз, два и обчелся. Потерянное поколение. Те немногие, кто не спился, не сторчался и не подох в тюрьме. Мы росли без идеалов, без поддержки, мы просто выживали. А тут, извини, триста тысяч молодых ребят, которые не бухают по подворотням, потому что им дали веру в то, что они могут что-то изменить. Это очень ценно, и поверь, из трехсот тысяч обязательно найдутся несколько таких, что и изменят. Потому что несмотря на вот такие кухонные вопли, управлять страной все-таки необходимо.


Еще от автора Эдуард Исмаилович Багиров
Любовники

Эдуард Багиров (р. 1975 г.) – главный редактор литературного ресурса «Литпром», молодой публицист, автор нашумевшего бестселлера «Гастарбайтер» (2007 г.) Его новый роман «Любовники» – своего рода долгожданное продолжение, где простые парни, брутальные герои нынешнего времени, не смотря ни на что способны не только найти свое место в покоренной столице, но и познать настоящую любовь.


Пидорские журналистские методы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гастарбайтер

Роман московского писателя и публициста Эдуарда Багирова целиком основан на реальных событиях. Книга не просто во многом автобиографична, это ещё и биография миллионов людей, после развала СССР потерявших всё – дом, родных и саму родину. Обстоятельства вынудили главного героя приехать в Москву, где ему выпало в полной мере пережить и головокружительные взлёты, и глубокие падения. Всё то, чем встречает приезжих гордая, независимая и негостеприимная столица.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.