Ибн Баттута - [24]

Но брешь в стене была все-таки пробита. Мусульманская пехота хлынула в проем. Видя, что положение безнадежно, франки направили к Саладину послов, которые предложили сдать город на милость победителя. Но вопреки всем правилам средневековой войны Саладин ответил, что милости не будет.

— Я поступлю с вами точно так же, — сказал он послам, — как поступили вы с жителями Иерусалима, когда взяли его у мусульман. За зло я воздам злом.

От этих слов грубые франкские воины, привыкшие к жестокостям и крови, не могли не содрогнуться. Решено было прибегнуть к хитрости. Находившийся в осажденном городе правитель города Рамля Балэн II попросил у Саладина личной аудиенции.

— О король! — обратился он к Саладину. — Знай, что осажденные не хотят умирать. Но если мы увидим, что смерть неминуема, то, клянусь богом, мы убьем наших детей и женщин и сожжем все, что есть в городе, не оставив вам ни динара. После этого мы разрушим мечеть Скалы и аль-Акса и другие священные для вас места и убьем мусульманских заложников, а их числом не менее пяти тысяч. И лишь тогда мы умрем, утешившись, что сохранили свою честь.

Это был хитрый маневр, рассчитанный на то, что Саладин не допустит разрушения мусульманских святынь. Расчет оказался верным: египетский султан согласился помиловать франков и предложил им заплатить выкуп за каждого человека.

Договоренность была достигнута, и на городских стенах взвились мусульманские стяги. Саладин не нарушил своего слова, и, хотя кое-где не обошлось без кровопролития, в целом победители проявили великодушие.

Назначенная на тот день пятничная молитва не состоялась. Молитвенный зал знаменитой мечети аль-Акса был залит нечистотами. Оказалось, что рыцари-тамплиеры, издеваясь над религиозными чувствами мусульманских жителей, устроили там солдатскую уборную.

Мечеть Скалы — Ибн Баттута подробно описывает ее в своей книге — расположена в центре вымощенной каменными плитами террасы, приподнятой над площадью Харам аш-Шериф. Пройти к ней можно по широким мраморным ступеням с разных сторон площади.

На Ибн Баттуту мечеть Скалы произвела глубокое впечатление. Пиетет верующего при виде святыни соединился с восторгом ценителя прекрасного, созерцающего одну из жемчужин омейядского искусства, вобравшего в себя строгую монументальность поздней античности и щедрую чувственность сасанидской эпохи.

В этих гулких галереях что ни шаг — воспоминания, исторические параллели. Омар ибн аль-Хаттаб, Абд алъ-Малик ибн Мерван, Саладин, Бейбарс — великие тени шевелятся в полумраке просторной залы, ставшей ровесницей самой истории.

Иерусалим не похож ни на какой другой город. Две большие пересекающиеся улицы делят его на четыре части, и каждая — отдельный квартал со своей историей, обычаями и порядками. На северо-западе, где находится храм Гроба Господня, обосновались христиане.

На северо-востоке живут мусульмане, на юге ^ иудеи, и в каждом подворье круглый год столпотворение паломников, сходящихся со всего света в этот удивительный город, где каждый камешек связан с той или иной легендой Ветхого или Нового завета, с коранической притчей. Кривые, узкие мощеные улочки, зажатые каменными домами с гнездами резных балконов, похожи одна на другую, но есть среди них одна — via dolorosa, куда назойливые проводники в первую очередь тащат христианских паломников, чтобы в тысячный раз повторить скорбный путь от дома Пилата до Голгофы…

Рассказывая об Иерусалиме, Ибн Баттута вскользь упоминает о вретище, надетом на его плечи одним из местных суфийских шейхов. Облачение в грубошерстный хитон — составная часть посвящения в факиры, следовавшая обычно после длительного искуса, в течение которого послушник показывал свое смирение и высокие моральные качества. Такая честь не покупалась ни деньгами, ни знатностью, и этот эпизод — яркий штрих к портрету молодого паломника, который, по-видимому, не терялся ни в какой обстановке и повсюду умел преподнести себя в самом выгодном свете.

Из Иерусалима Ибн Баттута направился на север Палестины, в Галилею. Всюду ему встречались развалины крепостей и некогда цветущих городов — печальные следы недавних кровавых сражений. Несколько лучше сохранилась Табария — историческое место на западном берегу живописного Тивериадского, или Гениссаретского, озера, где в 1187 году Саладин наголову разбил крестоносное войско под началом иерусалимского короля Гвидо Лузиньяна. Груда камней неподалеку от деревни Айн ат-Табига, укрывшейся в одной из озерных бухт, являлась местом паломничества христиан, считавших, что здесь некогда находилась легендарная Вифсаида.

Разумеется, библейские реминисценции менее всего волновали Ибн Баттуту. Он, правда, упоминает о могилах пророков в одной из мечетей Табарии, но главное, что привлекает его внимание, — это роскошные бани, построенные у горячих источников в южной части города. В античные времена в Тивериадские бани наведывались римские патриции и легионеры. Считалось, что горячая, насыщенная минеральными солями вода исцеляет от ревматизма и возвращает бодрость духа и ясность ума.

Дорога шла берегом моря. Справа тянулись крутые, поросшие вечнозелеными лесами склоны Ливана с вершинами, покрытыми снежными шапками. За много веков до нашей эры здесь в портовых финикийских городах кипела шумная торговая жизнь. Египтяне, хетты, ассирийцы, вавилоняне, греки, персы, римляне, арабы — какие только завоеватели не приходили сюда, привлекаемые богатствами Древней Финикии и ее удобным расположением на перекрестке торговых путей!