И зеленый попугай - [5]

— Паша, скажи ему! — и, воспользовавшись паузой, рванулся в сторону, увлекая за собою Саранцева, издал душераздирающий стон, выдавил в сторону причитающую старушку и прилип к окошечку. Саранцев же, потеряв опору, почувствовал, как крутая человеческая волна неумолимо относит его в сторону.

— Пашка! — в нескольких метрах от него тускло замаячило напряженно ненавидящее лицо Гоши. — Червонец сюда! Скорей ты, гад, сволочь!

Саранцев с трудом вынул из кармана кошелек, срывая ногти, открыл его, вытащил десятку и, поднатужившись, всунул в скрюченную гошину ладонь. Через мгновение исчезнувшая было ладонь вернулась, в ней зеленовато блеснуло кургузое горлышко бутылки.

— Держи! — сипло выдохнул Гоша, сунув в руки Саранцеву тупорылую емкость. — А ты боялся. Давай на выход… Или нет. Стой пока.

И вот тут случилось нечто уж вовсе неожиданное и невероятное. Продавщицу, маленькую багроволикую женщину, кто-то окликнул и она, оттолкнув от себя чью-то рвущуюся к ней руку, степенно уплыла куда-то вглубь. Гоша напряженно засопел и вдруг проворно просунул руку в окошечко, как-то противоестественно ее выгнул, схватил одиноко стоящую у бездействующей кассовой коробки поллитровку, втянул ее обратно. Стоящие рядом потрясенно охнули. «Спокуха», — забормотал Гоша, бессмысленно гримасничая, сунул похищенную бутылку совершенно оторопевшему Саранцеву и, упершись ладонями ему в спину, стал выталкивать его из очереди.

Саранцеву показалось, что наступила гробовая тишина. Потом сзади кто-то — может, продавщица — пронзительно взвизгнул, и тотчас все вновь пришло в движение, заходило ходуном. Гоша быстро обернулся, вырвал у него из рук обе бутылки, подмигнул, шепнул: «Давай по-быстрому» — и исчез, словно не было его…

Толпа вздыбилась, как штормовая волна, и вскоре Саранцев обнаружил себя прижатым к стене в тесном тамбуре между двумя стеклянными дверьми в окружении нескольких разъяренных женщин и долговязого равнодушного милиционера.

— Я все видала! — вещала полная женщина в пестром, словно сшитом из лоскутов плаще. — Двое их было. Один — плюгавый такой, вечно тут трется. Он бутылку-то схватил и этому сунул. А сам сбежал. Двое их было. Я сама видала.

— Где бутылка? Кто с тобой был? — сонно спросил милиционер, пристально глядя ему в глаза. Глаза, однако, были тусклые и мутные, такие глаза бывают у спящего, если ему приподнять пальцем веко. — Я тебя спрашиваю!

— Не знаю, — угрюмо ответил Саранцев. — Я вообще его не знаю.

— Не знаешь. Ладно. А зачем бутылку взял, если не знаешь?

— Я не брал никакой бутылки, — Саранцев отчаянно, словно силясь проснуться, замотал головой.

— А кто взял? Может, тогда это я взял? — милиционер мелко засмеялся и требовательно обвел всех глазами, приглашая присоединиться. Толпа послушно разразилась дружным разоблачительным смехом.

— То есть я взял, — забубнил Саранцев. — Он мне ее сунул в руку, я и понять ничего не успел, и тут же забрал обратно.

— Кто забрал?

— Ну этот, Гоша.

— Гоша? — милиционер снова обвел всех торжествующим взором. — А говоришь, не знаю. Неувязочка выходит. А пойдем-ка со мной, гражданин. Там разберемся.

Сопровождаемый милиционером, отделился Саранцев от ликующей очереди и вышел на улицу. Милиционер шагал чуть позади и бдительно держал его за локоть. Саранцеву казалось, что вся улица смотрит на него с опаской и гадливостью. Он с тоской вглядывался в ближайшее будущее и не находил в нем просвета. Любой подзаборный бродяга был в сей момент на голову выше его, ибо был свободен.

Крестный путь уперся в нетерпеливо урчащий милицейский «уаз». Милиционер свободной рукой отворил дверцу и Саранцев неловко, стремясь опередить унизительный тычок в спину, влез в его полутемное нутро.

— Это еще кто? — недовольно спросил кто-то, едва различимый.

— Да так, шакал один. Бутылку спер с прилавка. Говорит, не брал. Умрешь с ними. Ладно, ты подожди еще немного, скоро поедем.

— Да поехали сейчас, чего еще ждать-то, — недовольно протянул неразличимый.

— Сейчас, сейчас. Галку только заберем. Она уже закрывается.

— Галку! — недовольно проворчал голос. Саранцев наконец разглядел его. Это был молоденький милиционер с коротким туловищем и длинными ногами, он немного напоминал паука-сенокосца. — Могла бы и пешочком, жди ее теперь. И тотчас, спохватившись, грозно глянул на Саранцева: — Ты зачем бутылку-то спер, коррозия! Это если каждый начнет…

— Я не брал, — начал Саранцев.

— Видали? Он не брал! — весело сказал кому-то длинноногий. — А кто брал? Получается, что я брал?

В ответ тоненько, подобострастно захихикали. Саранцев глянул в угол. Там, как оказалось, сидел, весь скрючившись, мальчик лет четырнадцати, какой-то весь сырой и бесцветный, как кусок слипшихся фабричных пельменей.

— Ты сиди, помалкивай! — прикрикнул на него длинноногий. — Мотоцикл хотел угнать, — сообщил он Саранцеву. — На ногах чуть стоит, а туда же.

— Не угонял я! — надрывно выкрикнул мальчик и заплакал, шумно прихлюпывая носом. — Дяинька-милиционер, отец ты мой, родненький, последним пидором буду, не угонял я! Я поглядеть только хотел, пощупать руками. Дяинька!! У меня судьба трудная, семья неблагополучная, я вообще круглая сирота…