И здрасте вам через окно! - [26]

Шрифт
Интервал

– Кто едет? Там написано?

– Какая-то Гала.

– Ну, что я вчера говорила? – запричитала Мирав, откидывая крючок. – Не зря луна так светила. Ой, не зря. – Сава, просыпайся! К нам приезжает жить мамина сестра.

– Ужас надвигается на нас со скоростью локомотива «Симферополь – Одесса», – буркнул Савелий и повернулся на другой бок.

* * *

– Сава, ты говоришь обидно. Тетя Гала – родной человек.

– Тебе родной. Знаю я ее выкрутасы наизусть. Снаружи ангел белокрылый, а чуть не по ней, так хоть из дому беги.

– Мы не можем ей отказать в приюте. Или у нас нет места?

– С откудова? С Менделем ее положить?

– Сава, она же старая и одинокая. Сколько ей осталось.

– Ты лучше подумай, сколько нам осталось, если она у нас задержится. Щас, не успеет зайти, такой халоймес начнется! Будет флаконы с одеколонами повсюду расставлять, ногти красить, шарфики кисейные по крючкам развешивать, тебя кремами мазать. Одной ногой в гробу, а дай нос попудрить.

– Сава, ты меня устал. Где она, и где мы! Она же артистка! У нее тонкая организация.

– Вот именно, артистка. И организация у нее очень подозрительная. Вспомнишь меня, устроит она нам веселую жизнь. Эх, такое утро испоганить! – выругался в сердцах Сава, быстро оделся и, уходя, демонстративно хлопнул дверью.

– Сава, кефир! Кефир не забудь выпить, – прокричала уходящему мужу Мирав.

Почти каждый день она покупала несколько бутылок и вместе с другими продуктами тащила тяжелые сумки домой. Утро мужа начиналось с кисломолочного продукта, гимнастики и водных процедур. После пяти минут бега вокруг стола и глубокого дыхания он делал двадцать приседаний, столько же наклонов, упражнений с гантелями и только после этого шел умываться. Раздевшись по пояс, Савелий намыливал шею банным мылом и, склонившись над тазом, обмывался прохладной водой. При этом он кряхтел, фыркал от удовольствия и умудрялся расплескать вокруг себя воду так, словно пользовался не умывальником, а душем. Всякий раз Мирав стояла неподалеку и терпеливо ждала окончания водных процедур, чтобы без промедления подать мужу чистое полотенце с рубахой. Пока он одевался, она быстро протирала пол и бежала накрывать на стол. Что-что, а о правильном питании Сава заботился почти так же, как и о финансовом благосостоянии семьи.

«Граждане встречающие, будьте осторожны! Поезд «Симферополь – Одесса» прибывает на первый путь!»

Через пару минут послышался протяжный гудок и вдалеке, где полоски рельс сходятся в одну тоненькую ниточку, показалось темное пятно с тянущимся за ним шлейфом густого черного дыма. Пятно громыхало, пыхтело и салютовало само себе, выбрасывая из трубы разноцветные искры. Горящий фонарь и красная пятиконечная звезда на фронтальной части машины придавали моменту прибытия локомотива не только торжественность, но и государственную значимость. Равномерно попыхивая паром из-под колес, паровоз еще раз издал протяжный гудок и замедлил ход. Тормозные колодки с радостью прижались к уставшим колесам, межвагонные сцепки вздрогнули, и состав замер, к великой радости встречающих.

Проводники почти одновременно распахнули двери, и из вагонов один за другим высыпали пассажиры, таща за собой разноцветные чемоданы, баулы и коробки, обвязанные для надежности бечевкой. Вскоре толпа начала редеть и на перроне почти никого не осталось. Мендель с матерью удивленно посмотрели друг на друга и медленно побрели вдоль вагонов, заглядывая в окна и расспрашивая проводников о престарелой родственнице. Не успели они дойти до середины состава, как столкнулись с грузчиком, вытаскивающим на платформу огромный рыжий чемодан.

– Ради бога, осторожнее! – послышалось из тамбура. – Его мне из самой Аргентины привезли. Натуральная кожа. Подарок, между прочим. Вы сейчас все изнахратите и уйдете, а мне с дефектом жить до конца моих дней.

– Это она, – только и смогла промолвить Мирав, заглядывая в тамбур. Увидев родственников, Гала тут же приняла театральную позу, вскинула руку вверх и пафосно продекламировала:

Вдруг исчезла темнота,
В окнах станция мелькнула,
В грудь проникла теснота,
В сердце прыгнула акула.
Заскрипели тормоза,
Прекратив колес погони.
Я гляжу во все глаза:
Я один в пустом вагоне.

– Даниил Хармс, между прочим, но вам наверняка ничего не говорит это имя. Как специально для меня написал, – вальяжно произнесла Гала. – Так и знала, что никто меня не встретит.

– Тетя, мы стоим здесь уже добрых полчаса. Вы же не написали, в каком вагоне приедете к нам жить, – начал оправдываться Мендель.

– Не писала. Мальчик мой, легкая интрига придает женщине загадочность и иногда заставляет мужчин думать. Если бы я все говорила своему покойному Ленечке, он бы не ушел счастливым в мир иной. Ты лучше сними меня с этой верхотуры, а то я спрыгну со ступеньки и рассыплюсь у вас на глазах, не испытав минуты радостной встречи. Старая уже Гала стала, – жалобно запричитала она, протягивая руки внучатому племяннику.

Пока родственники обнимались, грузчик небрежно отодвинул чемодан в сторону и замер в ожидании оплаты. Мендель с легкостью подхватил старушку на руки. После жарких объятий Гала порылась в сумочке и извлекла из нее пятьдесят копеек.


Еще от автора Елена Александровна Роговая
Большой бонжур от Цецилии

Избалованная вниманием публики солистка оперного театра уходит на заслуженный отдых. Вслед за первым ударом следует второй – кончина любимого мужа. Другая бы сдалась и скучно старела в одиночестве, но только не Цецилия Моисеевна! Она и в судьбе соседей примет горячее участие, и в своей судьбе еще допишет пару ярких глав…


Лувр делает Одесса

Мама дорогая, что началось во французской столице после покупки золотой тиары скифского царя Сайтаферна! Париж бурлил, обсуждая новость. Толпы любопытных ринулись в Лувр, чтобы посмотреть на чудо древнегреческого искусства – шедевр, стоивший государству четверть миллиона франков. И только Фима Разумовский, скромный ювелир из Одессы, не подозревал, что его творение, за которое сам он получил всего две тысячи рублей, оценено так высоко… Не знал он и того, что мировой скандал вот-вот накроет его с головой.


Рекомендуем почитать
Вот роза...

Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.


Прогулка

Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.


Красный атлас

Рукодельня-эпистолярня. Самоплагиат опять, сорри…


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дзига

Маленький роман о черном коте.


Дискотека. Книга 2

Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.