И здрасте вам через окно! - [23]
Возле подвод с дешевым самодельным вином задумчивую Дебору одернула старая цыганка.
– Зачем грустишь, красавица? Позолоти ручку, всю правду тебе скажу.
– Чего тебе? – спросила Дебора, вздрогнув от неожиданности.
Старуха вытащила изо рта дымящуюся трубку и выпустила изо рта струю едкого дыма:
– Забота на тебе большая, но не ведаешь того, что огонь уже приготовлен, желающий поглотить твое дорогое.
– Поздно. Если бы ты вчера мне встретилась, может, и не было бы сейчас печали, – произнесла Доба, направляясь в мясные ряды.
– Не то, дамочка, не то, – пробурчала ей вслед гадалка, поправляя на голове пестрый платок. – Торопись скупиться, а то главное пропустишь…
Обойдя прилавки с птицей, Дебора остановилась у приглянувшейся ей торговки. Куры были аккуратно разложены и манили покупателей жирными ляжками.
– Свеженькие, из Ширяевска. Не сомневайтесь. Еще ночью сидели на насесте. Видите, на головках глазки выпуклые, клювик глянцевый, а мяско бледно-розовое. Тыкните в нее пальцем. Не хочите своим – моим тыкните. Что я вам говорила? Ямка, раз – и снова нету. А кожица! Сухонькая, в пупырышечку.
– На мои взгляните, – позвала другая торговка. – Я своей куре зернышки только и подсыпала, пока она делала проходку по зеленой травке.
– Я вас умоляю! – возмутилась первая. – Скажите мине расписание прогулок той куры, шобы я могла так же похудеть. Покупайте, жиночка, не пожалеете. Уступлю так, что доставите себе удовольствие. Вам завернуть в газэтку или сами в сумочку спрячете? Без сдачи дэнежки нету? Тогда вам пупочек в придачу, и до новых волнующих встреч. А может, еще жопки куриные возьмете? Свежие. Железку сальную срежете, и пожалуйста вам – кошерное жаркое. С лучком да на сковородочке! А? Не хочите. Ну, тогда в следующий раз.
Не успела Дебора отойти, как торговка закричала:
– Ляжки куриные, битки, котлетное!
– Печень, сердце, копыта! – подхватил эстафету мужской голос.
Купив также свежей брынзы, душистой зелени и мясистых помидоров, Дебора отправилась домой. Обнаружив квартиру закрытой, она решила, что Зиновий катает сына на мотоцикле, поэтому спокойно занялась приготовлением фаршированной шейки.
– Добочка, по какому поводу ви шкрябаете ножом на весь двор? – поинтересовалась Сара Моисеевна, выглядывая из окна. – Ожидается шейка? Таки слушайте сюда, что вам скажет умная женщчина, и никогда не пожалеете. Забудьте этих тонких шеек, похожих на колбаску, и начинайте снимать кожу со всей куры. Не так! Я все вижу! Сначала обрежьте жопку вокруг и просуньте под кожу палец. Покрутите им под ней туда-сюда и по кругу. Вот, теперь начинайте маленьким ножичком отделять ее от спинки. Уже плавно переходите к грудке и выводите к ножкам. Делайте круговой подрез вокруг коленочки и чулочком медленно стягивайте. Не торопитесь, порвете – и придется зашивать… Теперь-таки заострите слух на фарше. Пока ви обрезаете грудку, начните обжаривать потроха. Режьте две крупные головки лука и раструсите над ним ложечку муки. Зачем тащите растительное масло! Только на курином сале – до золотистого цвета, а я подожду, что ви снова натворите в ближайшие полчаса. Печеночку не проглядите! По запаху чувствую, что она – уже. Ставьте все охладить и только потом рубите на мелкие кусочки. Соль, перец, яички – сами понимаете. И вот ещче что! Обжаренная манка – это всегда успех. Ну, дальше справитесь сами, а я пойду отдохну. Забыла! Не вздумайте витаскивать нитки, пока шейка горячая. Эх, молодежь, молодежь, не выгляни я вовремя, считай, кура зря прожила на этом свете, – проворчала тетя Сара, отходя от окна.
– Красота, теперь все на медленный огонь, – довольно произнесла Доба.
Летний день набирал обороты. Солнце уверенно продвигалось к зениту, лишая городских жителей спасительной прохлады. К полудню улицы заметно опустели. Даже назойливые мухи на оконных стеклах медленно переползали от одного конца рамы к другому. Казалось, только старый платан стойко переносил жару. Густая раскидистая крона, как фильтр, всасывала в себя раскаленный воздух и выпускала на свободу уже в виде тенистой прохлады.
«Чудно устроено, – думал Александр Владимирович, сидя на скамейке под деревом. – Растет без забот, а красоты и богатства в каждом листике столько, сколько Соломон не имел во славе своей. И что интересно, осенью расстанется оно без сожаления со своими сокровищами лишь для того, чтобы весной получить еще больше. А люди что? Суетятся напрасно, только и всего».
Его размышления прервала испуганная Рэйзел. Увидев соседа, она пулей подлетела к нему.
– Ч-что случилось? – остановил ее Александр Владимирович.
– Дядя Саша, Яшка мину нашел и хочет ее в костре взорвать.
– Г-г-где?
– В разбомбленном доме недалеко отсюда.
– Н-никому н-не говори и покажи где, – приказал Александр Владимирович, надевая на ходу туфли. – Мне покажешь, а сама к дому ни-ни. Поняла?
Яшку он полюбил с первых же дней. Шустрый озорной парнишка напоминал ему сына, погибшего с матерью при артобстреле во время эвакуации. Голубые глаза, волнистые волосы, и даже одно ухо было немного оттопырено, как у его Петьки. Всем сердцем привязался он к мальчонке, который хоть немного, но заполнял образовавшуюся пустоту души после гибели семьи.
Избалованная вниманием публики солистка оперного театра уходит на заслуженный отдых. Вслед за первым ударом следует второй – кончина любимого мужа. Другая бы сдалась и скучно старела в одиночестве, но только не Цецилия Моисеевна! Она и в судьбе соседей примет горячее участие, и в своей судьбе еще допишет пару ярких глав…
Мама дорогая, что началось во французской столице после покупки золотой тиары скифского царя Сайтаферна! Париж бурлил, обсуждая новость. Толпы любопытных ринулись в Лувр, чтобы посмотреть на чудо древнегреческого искусства – шедевр, стоивший государству четверть миллиона франков. И только Фима Разумовский, скромный ювелир из Одессы, не подозревал, что его творение, за которое сам он получил всего две тысячи рублей, оценено так высоко… Не знал он и того, что мировой скандал вот-вот накроет его с головой.
Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.
Книга первая. Посвящается Александру Ставашу с моей горячей благодарностью Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.
Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.