И занавес опускается - [84]

И там, на стене, мы нашли подтверждение того, что, наконец, отыскали своего противника.

Изображения Пигмалиона.

На чёрно-белой фотографии был изображён мужчина, тянущийся к обнажённой женщине. Наверно, это было репродукцией картины — такие продают за несколько центов на ступеньках Музея искусств.

Внизу стояла подпись: «ПИГМАЛИОН И ГАЛАТЕЯ».

Вторая фотография была практически идентичной — те же фигуры, только снятые под другим углом.

Алистер тихонько присвистнул.

— Ты знаешь, что это? — спросил я.

Алистер кивнул.

— Это открытки с изображениями двух картин Жан-Леона Жерома. На них изображён скульптор Пигмалион и его творение — Галатея. Обе картины показывают момент, когда Галатея оживает. А вот и ещё одна! — воскликнул Алистер, указывая на открытку, на которой были нарисованы женщина, скульптор и ребёнок. — Я её тоже видел. Забыл фамилию художницы… Анна… В общем, начало девятнадцатого века. Эта картина является отображением мифа о том, что у Пигмалиона и его статуи родился сын.

Я перевёл взгляд правее — рядом с открытками алыми, небрежными буквами было написано:

«Жизнь боги зиждут,

А я − ваяю смерть!»

Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица.

В этом мрачном, богом забытом месте, где, возможно, жил убийца, эта фраза звучала особенно зловеще.

Мы действительно нашли преступника.

Как-то Алистер сказал, что человек, которого мы ищем — а теперь мы знали, что это Роберт Коби, — был одним из самых незаурядных убийц, с кем ему приходилось иметь дело. И я тогда ответил, что не желаю пропускать через себя его поступки и пытаться понять его одержимость.

Но в этом сарае я, наконец, осознал, что обязан сделать именно это, если хочу его поймать.

Поэтому я сделал глубокий вдох и спросил Алистера:

— Как ты думаешь, эта фраза имеет отношение к фотографиям?

Алистер поставил блюдце со свечой на полочку и пробежал пальцами по надписи.

— Не могу сказать точно, — ответил он наконец. — Но я уверен, что она имеет отношение к Пигмалиону. Возможно, это цитата из пьесы.

Я вытащил записную книжку и карандаш и записал фразу.

Алистер провёл рукой по волосам.

— Мы должны представить всё это, — он обвёл рукой помещение, — с точки зрения Роберта. Думаю, не ошибусь, если скажу, что он поселился в этом сарае оттого, что он стоит отдельно от основного дома. Он использовал уединение этого места, чтобы взращивать свою одержимость.

Он на секунду замолчал.

— Сейчас мы находимся в месте, где зародились его фантазии.

— Фантазии, которые он перевёз с собой в город и воплотил в жизнь на сцене трёх различных театров, — подхватил я мысль Алистера.

Сегодня я был благодарен Алистеру за то, что он пошёл со мной. Мы с ним не всегда сходились во мнениях, но сейчас мы вместе старались достигнуть одной цели.

— Но меня кое-что смущает: какую роль Фроман и Лев Айзман играют в планах Роберта? Мы знаем, что Роберт одержим определённым типом женщин; если конкретнее — теми, кто соответствует его фантазиям о Пигмалионе и Галатее. С другой стороны, он поставил своей целью театры Фромана. Его тётя обвиняет Фромана и Айзмана в том, что они разрушили жизнь Элейн Коби. Матери Роберта. В целом, одержимость Коби выглядит именно так, как ты мне всегда говорил: фантазии человека играют существенную роль в становлении его преступного поведения.

— Продолжай, — кивнул Алистер.

— Но всё остальное звучит, как обычные заговор ради мести. У меня никак не получается их склеить их вместе. В этом нет смысла, — развёл я руками.

Алистер озадаченно улыбнулся.

— Ты же сам говорил: жизнь — не научная теория. Как тебе такой вариант: Роберт Коби совместил свою одержимость женщинами — точнее, мёртвыми женщинами в образе Галатеи, — и ненависть к Чарльзу Фроману?

— Убив двух зайцев одним выстрелом?

— Именно.

Я снова посмотрел на алую надпись и ощутил лишь одно — страх.

Словно догадавшись, что я чувствую, Алистер добавил:

— Вспомни, что я тебе говорил: зло пугает нас тем меньше, чем больше мы о нём узнаём.

Я перевёл взгляд на стоящие посреди помещения пять коробок.

— Думаю, их содержимое сможет пролить свет на наше расследование.

Превозмогая нервозность, мы начали пробираться к коробкам, отводя в стороны целые кружева паутины.

Я склонился над первой коробкой и перочинным ножиком разрезал скотч, которым она была склеена.

Я как раз протянул руку к лежащему сверху предмету, когда дверь сарая с громким лязгом захлопнулась, отрезав нам дневной свет.

Мы подпрыгнули на месте. В панике Алистер бросился к двери, распахнул и её и осмотрел сад. Я кинулся вслед за ним, вытаскивая на бегу пистолет.

Мы разделились, обогнули сарай с двух сторон, осмотрели заросли винограда и нестриженые кусты, окружавшие строение.

— Может, это ветер?

Алистер с сомнением покачал головой — несмотря на пасмурный дверь, ветер не мог с такой силой захлопнуть дверь.

Но по какой бы причине дверь ни закрылась, на улице не было ни души.

Мы вернулись в сарай, снова зажгли свечу и продолжили работу с утроенной энергией. Я не мог отделаться от ощущения, что мы находимся в жутком, проклятом месте, и оба хотели как можно скорее покончить с поисками и выбраться отсюда.

Мы вскрыли все коробки, одну за другой, разглядывая содержимое в дрожащем пламени свечи.