И занавес опускается - [46]

— Я работаю в театральном бизнесе уже почти шестьдесят лет, — с гордостью произнёс мужчина. — А пятнадцать из них — на мистера Эрлангера.

Он печально покачал головой.

— Я никогда прежде с подобным не сталкивался.

— Кем она была? — спросил я, отдавая пальто и шляпу.

Аль Штраус поманил меня пальцем.

— Идёмте. Скоро вы сами всё увидите.

Мне не оставалось ничего иного, как двинуться за ним следом по самому просторному и роскошному театру, который я когда-либо видел, хотя я лишь мельком успел рассмотреть его великолепие и богатство отделки в стиле модерн.

Я направился к двум небольшим лифтам на восточной стороне длинного тёмного коридора, чуть не споткнувшись о перебегавшего мне в панике дорогу чёрного кота.

Аль Штраус пояснил, что коту дали тут постоянное прибежище в обмен на его услуги по поимке грызунов.

И действительно, я ощущал неприятный мускусный запах, который свидетельствовал либо о живущих здесь нескольких котах, либо о разлагающихся где-то в уголке мышах.

Мы поднялись на лифте на крышу, которая, по сути, и была театром, окружённым стеклянными стенами. Сверху открывался вид на сады, а взглянув наверх, я увидел, что крыша была оборудована так, чтобы в тёплую погоду разбираться, и театр находился под открытым небом.

Жарким нью-йоркским летом подобный театр обеспечивал уютное времяпрепровождение по вечерам.

— Идите, — произнёс Аль, опускаясь на стул рядом с лифтом. — Я больше не хочу это видеть.

Он кивнул в сторону сцены, вокруг которой копошились мужчины в синей и коричневой форме. Я сразу узнал статную фигуру Малвани и одного из его детективов, с которым он меня знакомил в театре «Гаррик».

Я направился к ним. Несколько офицеров кивнули мне в знак приветствия, а Дэвид Марвин протянул руку.

Малвани сидел на корточках и рассматривал чёрное пятно на полу.

— Не важно, — произнёс он и поднялся. На его лице ясно читалось облегчение. — Рад, что ты тут. Пришёл как раз вовремя.

Вокруг сцены и рядом со мной толпилось с десяток офицеров, но один человек явно отсутствовал. Жертва.

— Коронер уже забрал тело? — озадаченно поинтересовался я.

Малвани мрачно покачал головой. Марвин указал на занавес по бокам сцены.

— Мы ещё даже не сумели её спустить.

Я проследил за его пальцем и поднял взгляд вверх.

Там и было жуткое тело. Неудивительно, что я не заметил его на такой высоте.

Больше похожая на куклу, чем на человека, девушка смотрела на нас стеклянными глазами, одетая в ниспадающее платье с блёстками и боа из перьев изумрудно-зелёного цвета. Она качалась вперёд и назад. Медленно. Ужасающе медленно.

Фактически, на этот раз он её повесил, а не задушил?

— Возможно, если опустить занавес, мы сможем её освободить? — горячо предложил молодой офицер.

— Не смешите ме… — начал Малвани, но тут же осёкся. — Ну конечно! Тут же нет ни лестницы, ни подмостков. Откуда им взяться зимой? Значит, он просто подвесил её на занавесе и так поднял.

Малвани одобрительно кивнул молодому офицеру.

— Хорошая мысль.

— Как её нашли? — спросил я. — Сомневаюсь, что кто-то просто пришёл сюда в это время года.

Малвани с горечью ответил:

— Ты прав. Мы бы никогда и не узнали о её смерти, если бы он не захотел.

— Он?

Малвани взглянул на меня с тревогой.

— Убийца оставил нам ещё одно своего рода «любовное письмо».

Он повернулся, взял афишу — лист размером тридцать на сорок пять сантиметров, какие обычно вывешивают в фойе театров — и протянул его мне.

Я заколебался.

— С него уже сняли отпечатки?

Малвани кивнул и заметил:

— Не думаю, правда, что нам это чем-то поможет. Лист сплошь покрыт отпечатками. Такое чувство, что пол Нью-Йорка хватались за этот постер. И всё же…

Он протянул мне пару хлопчатобумажных перчаток, какие были и на нём. Я быстро натянул их и поднёс плакат к свету.

На чёрном фоне была изображена женщина в обтягивающем платье с огромным боа из перьев, которая прижималась, словно в танце, к мужчине в смокинге. Жирными жёлтыми буквами значилось название пьесы: «ПИГМАЛИОН».

А под изображением — два имени.

В нижнем правом углу красным шрифтом — женское. Эммелин Биллингс.

— Это её имя?

Я бросил взгляд на девушку, всё ещё висящую над нами.

Паетки на платье блестели в лучах утреннего солнца — совсем как на афише.

— Мы почти в этом уверены, — кивнул Малвани. — Пытаемся проверить, не пропадала ли она. Я уверен, что мы сможем опознать жертву, как только спустим её вниз.

— А что насчёт второго имени? Уолтер Хоу?

— Ещё один актёр, который играет в нескольких спектаклях в этом театре. Среди них «Венецианский купец» и «Ричард III», — сухо ответил Марвин. — Я уже послал офицера найти его и опросить.

Но я по-прежнему был в замешательстве.

— Расскажите ещё раз, что произошло. Я до сих пор не могу понять, как этот плакат, — постучал я по афише указательным пальцем, — привёл вас к жертве, — я бросил ещё один взгляд вверх.

Марвин вздохнул.

— Малвани уже говорил вам, что «новый Амстердам» — театр, принадлежащий синдикату, да? На данный момент внизу играют репертуар из постоянно повторяющихся шести пьес — от Шекспира до нового видения «Красавчика Браммела». А вот «Пигмалион» сейчас не играют — его ставят только на крыше в «Эриэл Гарденс». Но афиша висела.