И всё-таки она вертится! - [11]
А в ту пору Советский Союз помогал доблестным вьетнамским братьям американскому агрессору отпор давать. Мясорубка нешуточная к 1966 году развернулась. Это тогда человечество впервые услышало жуткое слово «напалм»[8].
Советские госпитали конечно же открыли свои двери для потока пострадавших. И привели нас, юных поэтов, в палату. А там вьетнамцы лежат. Кто — без ноги. Кто — без руки. А кто — и без лица. И главное, среди них половина — дети совсем. Сверстники наши.
Я одного паренька запомнил. В памяти остался узкий крупный план. Он здоровой рукой протез второй руки мне демонстрирует. Мол, классный протез какой! За веревочку тянет — пальцы сгибаются, отпускает — разгибаются. Прямо фильм ужасов какой-то!..
Показали нам это всё, значит, и домашнее задание дают: написать к следующему занятию стихи на тему «ЗВЕРСТВА АМЕРИКАНСКИХ АГРЕССОРОВ». Ну и, как говорится, не выдержала душа поэта. А другие ребята ничего написали, помнится, бойко так. Их-то Фидель не подкидывал.
Ну и пошло-поехало со свободой этой…
Вот, казалось бы, окончил я факультет журналистики ЛГУ, что по тем временам для рабоче-крестьянского контингента было почти невероятно. Отец мой, прошедший артиллерийским разведчиком ужас Сталинграда, спал и видел, как его «неправильный» сын наконец за ум возьмется и будет в Афганистане с «вертушки»[9] репортажи вести о подвигах наших ребят. А я возьми да и пойди в детскую газету.
Ха-ха!.. Это легко сказано: «пойди». Вообще-то по распределению я должен был в заводской многотиражке какой-то шахты в Тюменской области три года трубить — как минимум! Так что газету «Ленинские искры» я три последних курса, можно сказать, выхаживал. Место это было элитное, хоть и орган обкома ВЛКСМ[10], но все ж таки какая-никакая отдушина на ниве журналистской партийно-политизированной поденщины[11]. И люди туда переходили уже из взрослых газет, ума и опыта поднабравшись и подустав от бравурных заголовков.
Я ведь даже диплом под руководством редактора этой газеты, Людмилы Анатольевны Онищенко, писал: «ВЫМЫСЕЛ КАК ОДИН ИЗ ПРИЕМОВ ТВОРЧЕСКОГО МЕТОДА ДЕТСКОГО ЖУРНАЛИСТА». Только этот вымысел у меня на поверку не «одним из», а главным и единственным приемом фигурировал. Непонятно было — то ли я статьи писал, то ли небылицы складывал на основе реальных фактов детско-пионерской жизни. Но на доске лучших материалов периодически мои журналистские опусы красовались.
Так чего еще надо для полного счастья?
А я вот все, неуемный, никак в толк не мог взять одну вещь. В еженедельной шестнадцатиполосной газете план на корреспондента — одна полоса в неделю. Сдаются материалы в четверг. Ну, в пятницу еще можно прийти, когда верстка идет, — корректоры что-то могут попросить поправить. Но вот в остальные дни — понедельник, вторник, среду — зачем кресло-то в редакции продавливать?
Мне уже к тому времени было чем заняться на досуге: два литобъединения — поэтическое (Нонны Слепаковой) и прозаическое (Валерия Воскобойникова), два театра — молодежный театр-клуб «Суббота» и детский «Домашний театр» (где я свои спектакли ставил), два ансамбля — детский ансамбль «Каникулы» (где я с детишками песенки свои разучивал) и студенческий ансамбль авторской песни «Краски» (который опять же не без моего творческого участия был организован)…
Ну вот, короче, и начинают в голову мне настойчиво постукивать всякие нехорошие мысли: «А чего я штаны-то в редакции просиживаю? Жизненный КПД[12] на заднюю точку зря извожу?…»
И ее величество Свобода, курлыча с небес, предательски стала зазывать меня на вольные хлеба. А оттуда (с этих самых хлебов) только что Иосифа Бродского[13] на Соловки отправили. Нет, мол, такой профессии в нашей стране — поэт. И коллеги мои, журналисты, которые всю жизнь в редакции проработали, в один голос пальцем у виска стали крутить: ты таким трудом и удачей сюда попал и вот так разом всю жизнь готов себе перечеркнуть?! На свободном поприще выживают исключения, единицы…
Ну, набрался я таки сил, хлопнул дверью — и началось мое свободное плавание по коварному океану творческой самореализации…
Оглядываюсь я сейчас с высоты жизненного опыта и дивлюсь порой. А ведь и правда рискованное это дело — Свобода. Если бы на поворотах судьбы моей ветерок чуток не в попутную сторону дунул, неизвестно, где бы мой кораблик Свободы сейчас рыб кормил. Да и я вместе с ним.
Но как-то случилось так, что набрался я наглости и заскочил в машину к Эдуарду Николаевичу Успенскому — якобы интервью для детской газеты брать, а выскочил оттуда после разговора с ним уже с первой книжкой — «Шагалочка».
А потом как-то очень вовремя для меня редактор «Ленинских искр» Людмила Анатольевна пошла на повышение и стала главредом в питерском «Детгизе». Вот и вторая книжка моя — «Бесконечный караван», считай, по счастливой случайности вдогонку подоспела. Ну а с двумя книжками уже и в Союз писателей можно заявление подавать. И подал. И приняли!
Но с книгами произошла остановка. Народ в 90-е годы XX века интересовала колбаса и финансовые пирамиды. Вот и сидел, чертил на листах ватмана игровые схемы, в которые превращал свои стихи. Разрабатывал объемные головоломки. И в театре «Эксперимент» успел поактерствовать. И сценарии для первого отечественного сериала «Улицы разбитых фонарей» пописать. И роликов рекламных понапридумывать, когда вся эта индустрия только зарождалась. И музыки песенной всякой понаписать, которую никто, может, никогда и не узнает. И настольных игр. А потом, когда появились компьютерные и мобильные игры, — то и здесь отметился. И необычные аттракционы для «Фиксиков». И анимация для «Смешариков», коих и нарёк сим именем и имею честь родным папашей им приходиться. Причем меня увлекала не только сценаристика. Раскадровка — это особая радость. А почему бы еще самому и персонажей не поозвучивать?
