«…и вольностью жалую» - [6]

Когда еще от Яика двинулись с полтыщей, понял Емельян: одному ему теперь с такой толпой не управиться. И на остановке у озера Белые Берега созвал он казачий круг. Сами себе тут яицкие казаки раздарили всякие чины: атаманом выбрали Андрея Овчинникова, полковником сделали Дмитрия Лысова, а Шигаева провиантским заправилой, многих есаулами нарекли, в том числе старика Витошнова и Федора Чумакова, а Зарубин-Чика попал в хорунжие.

«Государь император» утвердил все эти назначения, потом привел верноподданных к присяге. Присягу пленный сержант сочинил. Поймали того сержанта Кальминского в степи и хотели повесить. Да он повинился, поклялся, что будет Петру Федоровичу верой-правдой служить, и помиловал его Емельян, определил в помощники писарю Почиталину.

Только яицкие казаки остались этим недовольны.

Приметил Пугачев — горазды они на жестокую расправу. У Яика, едва пристав к Пугачеву, привели Овчинников с Лысовым да Витошнов одиннадцать человек связанных — из старшинской команды. И потребовали, чтобы казнил их государь незамедлительно, дескать, людишки они очень вредные. Пугачев остерег их:

— Не погрешите, детушки, безвинных не погубите.

Казаки ответили:

— Так мы же, ваше величество, знаем их. Смертельную обиду они всем нам чинили.

— Ну так хоть до завтрева потерпите. Подержите под караулом, а утром уж мое решение будет.

Думал: поостынут «детушки» до утра, и уговорит он их не губить пленных. Но не умягчились казаки, подступили с теми же резонами: избавь нас от сих злодеев незамедлительно! И согласился Емельян…

Сержанта все-таки отстоял. И с другими пленными, которых брали в разных крепостях, старался обойтись милосердно. Даже принимал иных дворян-офицеров, кои не оказывали сопротивления и охотно в службу шли, — уповал на то, что своими знаниями будут полезны. Дело-то вон какое затеяно большое и правое — зачем же зверство творить? Для того и увещевательные бумаги слал везде вперед себя — указы и манифесты императорские, — убеждая супротивников сдаваться без боя. И когда встречали его добром, вдвойне радовался Емельян: что почитают его заступником обиженных и что кровь понапрасну не проливается.

Ну а ежели бой учинялся, бесстрашно выскакивал Пугачев вперед на горячем коне. Один из казаков предупредил:

— Поберегся бы, государь-батюшка.

Пугачев засмеялся:

— Не бойся, старый человек, на меня пушка еще не вылита!

И верно, не трогали его ни пушечные ядра, ни пуля ружейная.

Самый первый упорный бой случился у Татищевой крепости.

По всей Яицкой линии эта Татищева — наикрупнейшая. Стоит она при впадении Камыш-Самары в Яик, бревенчатой стеной обнесена. Богато всего в ней — казны денежной, продовольствия, амуниции на складах. И силы изрядно у коменданта Елагина — солдат до тысячи, если посчитать и присланных для подкрепления из Оренбурга. А еще и казаков оренбургских сот до шести.

Елагин выслал против Пугачева сначала лишь легкую команду с одной пушкой при двух офицерах. Один из них сразу был убит, другой, хоть и дворянин, согласился добровольно повстанцам служить, солдаты тоже ружья положили. После этого Пугачев хотел устроить переговоры с Елагиным, но в крепости не захотели слушать, открыли пушечную стрельбу. Тогда разделил Пугачев свое войско на две части — одну препоручил Витошнову, другую взял сам и с двух сторон пошел на штурм. Не удалось таким манером преодолеть бревенчатые стены. В это время задул сильный ветер. А вокруг крепости стояли стога сена. Велел Пугачев сено поджечь. Пламя налетело на крепость, деревянные укрепления загорелись, занялись и ближайшие дома. Солдаты бросились пожар тушить, а пугачевцы под дымовой завесой ворвались в крепость.

Первое серьезное сражение кончилось победой, и это окрылило всех — испробовали свою силу и еще больше в себя поверили. Да и опять числом увеличились — примкнули к ним казаки во главе с сотником Тимофеем Подуровым. А Подуров не простой казак — депутат выборный. Лет семь тому назад ездил он в Питер от казачества царице Катерине наказ давать в комиссии — как, мол, народом ей лучше править. Не вышло ничего из той царицыной затеи, вот Тимофей Подуров и решил тоже перейти на сторону восставших.

После Татищевой победы через день Пугачев въехал в Чернореченку. А отсюда до Оренбурга уже рукой подать — путь беспрепятственный. Будто играючи пронеслись за десять дней через все форпосты и крепости яицкие, в седле красуясь, во многие же места еще и с торжественной пышностью вступали, под заливистый колокольный звон.

На полдороге меж Яиком и Оренбургом — Илецкий городок. Эта крепость тоже не малая — казаков в ней до трех сотен, на стенах орудия.

Пугачев загодя выслал сюда подговорщиков — сам Овчинников-атаман поехал с увещевательным письмом и посулил илецким казакам от имени Петра III все те вольности, что уже давно обещаны яицким. Не оказалось у Пугачева супротивников в Илеке — никого, кроме атамана Портнова. С помощью Овчинникова арестовали Портнова. А Емельяна встретили так, как еще нигде его до того дня не встречали. Вышли все навстречу со знаменами, с хлебом-солью, два попа в ризах несли кресты и иконы, колокола трезвонили как в престольный праздник, а в церкви отслужили молебен, и дьякон громоподобным голосом поминал имя всемилостивейшего самодержца всероссийского Петра Федоровича, имя же Катерины вовсе не поминал. После богослужения и Пугачев сказал свое слово, пообещал: как доберется до столицы, всем верным людям поможет, у дворян деревни отымет, на радостях с сыном Павлом свидится. И, говоря о наследнике, даже слезу пустил для вящей убедительности.