«…и вольностью жалую» - [7]

Потом обедали у местного казака Ивана Творогова.

Весьма доволен остался Пугачев илецким хлебосольством, но углядел за Твороговым изрядное лукавство. Не прост, ох не прост хлебосол усердный! Дом его в Илеке наибогатейший. И прежде разные господа останавливались здесь на ночлег. А вот пристал Творогов к Пугачеву. Почему? Что его толкнуло на это? Не страх ли перед гневом народным — когда бы удумал супротивничать, как атаман Портнов… А может, возвыситься возжелал при персоне «императорской»? Или иная какая корысть движет?

Два дня стояли в Илецком городке. Пугачев осматривал крепость, проверял пушки. К тем, что валялись на земле, велел приладить лафеты. Артиллерии накопилось уже много, и определил Емельян ею заведовать Федора Чумакова. Из илецких же казаков полк собрал и полковником поставил Ивана Творогова. Но все эти дни приглядывался к нему: а не таит ли хозяин криводушие за своей обходительностью? И обнаружил ответное твороговское высматривание. Исподтишка «всепокорнейший раб» тоже изучал «царя». Когда Почиталин начертил важную бумагу, Творогов первый взял ее из рук писаря и передал Пугачеву. Вроде со смиренным поклоном вручил:

— Не угодно ли теперь вам подписать, ваше величество?

И затаился; посчитал, поди, что словил Емельяна на неучености.

Только подержал Пугачев ту бумагу развернутою перед собой и отдал обратно Почиталину:

— Хорошо написано, братец, исправно все. Да подписывать-то мне ее самому сейчас еще неможно, до Москвы пока. Вот ужо как сяду на трон, в ту пору и почну свое имя высочайшее выставлять.

И прищурился, скосив глаза на Творогова — так-то, хитрец илецкий! Донского казака на кривой не объедешь.

Творогов словно в толк взял, что раскусил его Пугачев, заюлил сразу, залебезил, начал подавать советы: дескать, печатку царскую, ваше величество, государь батюшка, сготовить надобно, чтобы казенные бумаги скреплять. И тут же труд принял на себя — мастеровых привел. Вырезали те серебряники Пугачеву именную печать с вензелем Петра III. Понравилось это Емельяну. Похвалил Творогова. А тот пуще прежнего сделался обходительным — нашел другого умельца, богомаза тонкорукого с красками масляными.

— Позволь, батюшка государь, лик твой изобразить…

Эта затея тоже весьма приглянулась Пугачеву. Сел приосанившись. Богомаз краски разложил, доску выставил на треноге. Творогов опять же голос подал: негоже государя на простой доске малевать. Сподручнее бы на холсте, как у господ принято. Да где холст-то сейчас возьмешь? Тут Зарубин оказался, вспомнил: у атамана Портнова в доме «Катькину морду» он видел, казаки ее со стенки скинули, когда разоряли атаманово имение. В тот же миг приволокли «Катькино изображение». Гордо, фасонисто глазела с портрета императрица — прическа пышная, шея открытая, через грудь протянута лента, изукрашенная звездами. Только во лбу у Катерины пробоина, дырка рваная: кто-то из казаков, спихивая со стены портрет, проткнул его непочтительно.

— Это ничего, — сказал богомаз, — дырку я залатаю.

— А меня где же здесь посадишь? — смеясь, спросил Пугачев. — Бороду, что ли, Катьке прилепишь?

— Вовсе ее замажу, — объяснил умелец.

И приступил к делу. Замазана была Катерина-императрица, а дырка заделана. И по чистому полю намалеван Емельян — в кафтане, волосы темно-русые из-под шапки лезут, курчавятся, борода с проседью, все как в натуре. Искусный рисовальщик попался, особливо глаза тщательно расписал — с живым блеском, смотрит Емельян вдаль задумчиво, да и то сказать: пока сидел перед живописцем смирно, о чем только не передумал — про то, что было, про то, что будет.

И когда взял портрет в руки, чтоб оценить рисовальщика по заслугам, подумал: вот каков ты, казак донской Емельян, сын Иванов! Первый из рода Пугачей удостоился этакой чести — маслом писан! Так бы и обозначить теперь тебя под собственным именем, чтоб через годы, века люди знали? жил на земле! Да не волен ставить имя свое настоящее.

— Что же, — вздохнул Емельян, возвращая портрет художнику, — указуй теперича, когда малевал меня.

И опять сидел смирно, глядя, как выводил рисовальщик в верхнем углу холста буквы: «сентября 21, 1773».

Мы и сегодня, через двести лет, можем прочитать эту надпись: портрет Емельяна Пугачева сохранился до наших дней.

Когда после первоначальной реставрации учеными была вскрыта часть фона и левая нижняя сторона с написанным на ней казацким кафтаном, обнаружился за портретом Пугачева портрет Екатерины Второй. Так и смотрят на нас сейчас с этого древнего холста две пары глаз — холодные, надменные глаза российской императрицы и задумчиво-выразительные, живые и умные, черные глаза донского казака.

И это как своеобразный художественный символ той эпохи: замазана дворянская царица, а поверх нее запечатлен крестьянский вождь!

В чьих руках побывал, кем был сбережен для нас этот удивительный портрет?

Известно, что долгое время он находился в коллекции крупного промышленника Н. И. Путилова. Потом его приобрел один из наследников генерала А. П. Ермолова. От него портрет попал в Московский Исторический музей.

…Грубо зашпаклеван прокол на холсте с изображением Екатерины. И уже почти незаметна наполовину утраченная дата на лицевой стороне пугачевского портрета. Но зато отлично читается еще одна надпись — на обороте, сделанная славянским шрифтом: