И улыбнется счастье… - [11]

— Давай летом поедем в Саратов, — предложила она.

Молчание было нарушено так внезапно и резко, что Митя некоторое время смотрел на нее остолбенело.

— В Саратов? — переспросил он.

— Ну да. Там Волга, можно купаться… Аська там.

Мите иногда было странно слышать в Аленином резком, насмешливом голосе эти теплые нотки. Но Аська эта его начинала интересовать.

Алена предпочитала даже теперь, в свои пятнадцать лет, прятаться в броню ненависти к окружающему миру. Так, на всякий случай… Мир захочет ее ударить, а она, Алена, уже зубы оскалила. Не застанет врасплох. Но стоило ей заговорить о подружке детства, как ее лицо разглаживалось, становилось иным — добрым и беззащитным.

— Поехали, — согласился Митя.

— Правда? — Она даже подскочила. По-детски. Забыв про маску.

— Только нас не отпустят.

— Отпустят, — хмуро пообещала Алена. — Еще как отпустят. Иначе их ждут истерики и скандалы.

Поверь, Митенька, я умею добиваться своего. — Она улыбнулась — на сей раз точно оскалилась, как волчица. — Знал бы ты, как я их иногда ненавижу, — прошептала она. — Папочка с его приклеенной фальшивой улыбкой. Мама с ее дурманящими иллюзиями, что она заслуживает лучшего, чем другие. Не-на-ви-жу…

— Они твои родители.

— Это не значит, что я подписалась их любить. Родителей, Митька, не выбирают. А ты любишь своих?

— Да, — сказал он не раздумывая. — Не все в них принимаю, но люблю… Мне их жалко бывает. Хотя, если честно, мне тоже бывает непонятно, почему они стараются всегда улыбаться.

— Это у них такой лайф-стиль. Хороший тон. Все просто обязаны сиять от счастья… Уроды, правда?

— А может, мы уроды?

— Может, и так, — согласилась Алена. — Может, мы уроды. Только мне наше уродство милее их поганой красоты. Давай заключим вечный уродский союз?

— Давай, — рассмеялся Митя.

Они стукнулись ладонями, а потом потерлись носами по древнему индейскому обычаю.

— Ну вот, брат мой по уродству, — прошептала очень тихо Алена, и глаза ее странно сверкнули. — Никуда мы теперь с тобой друг от друга не денемся. Нет ничего сильнее, чем союз двух уродов.

— Да чего тебе волноваться? — говорила Виолетте толстая девочка Вера с длинной косой. — Тебя Анечка любит. Ты поступишь. Все консультации прошла.

— Зато Шерхан на меня глазами сверкает, — фыркнула Виолетта.

Они сидели на лавочке в саду Липки, рядом с музыкальным училищем. Виолетта курила.

— А тебе Анечка курить не запрещает? — поинтересовалась Вера.

— Она не знает, — ответила Виолетта, гася окурок каблуком. — Черт, Верка, если я не поступлю, мне только удавиться!

— Поступишь, — вздохнула Вера. — У тебя дар Божий. Это я пою как телега несмазанная. Так что придется еще два года в школе колбаситься. Ненавижу эту школу. Все дразнятся. Вот бы им нос утереть. Представляешь, приходят они на спектакль, а там я. Вот у них рожи перекосятся! — Она мечтательно улыбнулась.

Виолетта тоже ненавидела школу, но на своих одноклассников ей было в принципе наплевать. Просто не хотелось идти в парикмахеры. Не то чтобы профессия плохая, но Виолетте там точно будет не в кайф.

— Я ведь петь хочу, — пробормотала она. — Не так уж это и много…

Сегодня был первый тур.

— Пойдем, — сказала Вера, поднимаясь. — Только сожри таблетку валидола. А то от тебя пахнет как от пепельницы.

Виолетта только презрительно фыркнула.

— Пускай принимают такой, какая я есть, — мрачно сказала она. — Моя душа для меня важнее всего.

— Даже если придется из-за нее топать в парикмахеры?

— Даже если так, — кивнула Виолетта.

Аня волновалась не меньше, чем Виолетта.

Завидев ее еще издалека, она бросилась к ней.

— Виолетта… — начала она и тут же уловила запах табака. — Что это такое? Ты курила?

— Немного, — честно призналась та.

— Тебе надо прекращать, — сказала Аня, стараясь, чтобы ее голос был строгим и убедительным. — Ты будешь певицей. Все, что тебе дал Бог, надо хранить. Голос от курения меняется, слабеет.

Виолетта слушала ее, даже кивала, но слова пролетали мимо, как ветер. Она сжала в ладони на секунду маленький янтарный крестик — подарок Аськи и талисман. «Поможешь мне?» — спросила она про себя. Виолетте было страшно. Слишком многое зависело в ее жизни от сегодняшнего дня, слишком многое.

Аня уловила ее волнение.

— Не беспокойся, ты должна поступить, — проговорила она уже мягко.

Прижала на секунду к себе эту странную девочку. Виолетта кивнула.

— Все зависит от уверенности, — продолжала Аня. — От твоей готовности и уверенности.

— Журавлева, — услышали они обе звонкий голос.

— Все, иди, с Богом…

Аня влетела первой. Села на свое экзаменаторское место. Шерхан сидел рядом. Певцом он не был. Музыкантом тоже. Зато Шерхан был секретарем парткома. И от него многое зависело. Аня Шерхана ненавидела за его «тонтонмакутовские» темные очки и презрительную, всезнающую улыбку. Но вежливо улыбнулась ему и даже спросила:

— Как ваши дела, Вилен Андреевич?

— Хорошо, — протянул он немного удивленно.

— Замечательно, — постаралась расплыться в широкой улыбке Аня.

С другой стороны восседала плотная и степенная Валентина Александровна. Ее Аня не просто не любила — серьезно опасалась.

Когда появилась Виолетта, Аня скрестила под столом пальцы на удачу.