И так же падал снег - [96]

— Товарищ старшина, мы ж с дежурства, забежали вот на минутку… — Девчата взяли два кулька с орехами и почти на цыпочках вышли из магазина.

Мария Андич улыбалась, а я спросил, указывая на стеллажи, уставленные винами самых различных марок:

— Это все продается?

— Это бутафория! — покачала она головой. — Но… можно вам…

— Нет-нет! — проговорил я, смутившись. — Просто очень красивые этикетки, — и быстро откланялся…

Вечером стали поступать «молнии» — и Марат Ильич только успевал относить их на расшифровку, протоптав себе прямую стежку через заброшенные огороды к узенькой улочке, которая выводила его на главную, где размещался штаб полка.

Радиограммы-«молнии» просто так не передаются, и я, сидя рядом с дежурным радистом в машине, ждал телефонного звонка от начальника связи: наверняка будем сворачиваться. И дождался. Вечером начсвязи позвонил, предупредив нас о возможной передислокации…

— Черепаха, прогревай мотор! — приказал я водителю.

— Вже, товарищ старшина?

— Да нет, на всякий случай. А то пока гром не грянет, ты не перекрестишься!..

В ответ на «молнии» дежурный радист передал центральной рации несколько коротких радиограмм и получил в ответ «ас» («жди»).

Я наказал Черепахе, чтоб он слил воду из радиатора, как только проверит мотор…

Где-то погромыхивало. На островерхие крыши домов наседали тучи, светились два-три огонька — и уже обрывалась та нить, которая связывала нас с этим тихим венгерским городком, с обжитым домом Марии Андич, с этим нечаянным уютом…

Ощущение тревоги передается всем — и радисты начали укладывать в вещевые мешки свои нехитрые солдатские принадлежности (котелок с крышкой, ложку, бритву, полотенце, бумагу, карандаши, книги) и относить вещмешки на рацию, в машину, чтоб — при случае — все уже было на месте…

— Товарищ старшина, — подозвал меня Черепаха, приоткрыв дверь в спальню.

— Что тебе? — вышел я в прихожую.

— Вас приглашает Мария.

— Зачем?

— Ходите за мной, я вас проведу! — схватив меня за руку, проговорил он.

— Что еще за новость!..

Мы прошли небольшой коридорчик. Черепаха распахнул дверь, и я увидел знакомую конторку с откладным столиком, на котором красовалась бутылка какого то вина.

— По-ожальте! — сказала Мария, неожиданно появившись за моей спиной. — Пожальте! — повторила она и, пройдя вперед, достала из конторки три маленьких рюмочки. Разлив вино, подала нам.

Мягкий свет настенного бра падал на столик конторки. Я поднес свою рюмку к свету, разглядывая темно-зеленую жидкость: цвет вина мне показался необычным.

Мария быстро опрокинула свою рюмку в рот и выдохнула:

— Видить?

Выпил и я.

— Ликер?

— Да, да, ликэор! — подтвердила Мария. — Хорошо?

— Удивительный! — сказал я. — Большое спасибо! — и поставил рюмку на столик.

— Ще по одной, — предложил Черепаха. — Це ж — капля у море!

— Нам надо с тобой идти, — сказал я, чтоб как-то поделикатнее выманить отсюда Черепаху. — Слышишь?

— Чи така у начальства кварта? — разглядывал свою рюмочку Микола и словно не слышал меня.

— В общем, я жду тебя на рации!..

— Та зараз же приду! Я ж бдительный, товарищ старшина, — ответил Черепаха, давая понять, что раскусил мой маневр.

— Благодарю вас! — поклонился я Марии и ушел.

5

Утром поступил приказ сворачиваться.

Радисты повалили наземь высокую мачту, разобрали ее по коленцам, уложили в такелажный ящик. Репнин накрыл приемопередатчик брезентом, чтоб уберечь рацию от дорожной пыли. Все уже расселись по местам в кабине радиостанции, и только отсутствовал Черепаха, который должен был сделать последний аккорд — вывести машину с пустыря и пригнать ее к штабу полка.

— Да что он там возится?.. Ну-ка, Марат Ильич, сбегай за ним! — приказал я посыльному.

— Черепаха — она и есть черепаха! — проворчал Репнин, не усидевший в кабине и готовый сам бежать за водителем.

Через две минуты посыльный вернулся и, пряча глаза, доложил:

— Сейчас явится… Мария там плачет…

— Что-нибудь случилось? А ну-ка досказывай!

— Да нет, ничего не случилось, — сказал он и отвернулся.

— Не случилось, так бы не плакала, — проговорил Репнин. — Может, кто безделушку какую с собой прихватил — на память? Пастушка какого или фарфоровую собачку?.. Грош ей цена, а им тут все дорого.

— Да что вы, товарищ сержант! — запротестовали радисты. — Да за кого вы нас принимаете?

— Это отпадает! — сказал я, строго посмотрев на Репнина: «Везде он лезет со своими колючками, вот человек!»

За все дни, что мы стояли у Марии Андич, не было никакого ЧП. Радисты строго исполняли мой наказ соблюдать чистоту и порядок. Даже переусердствовали в этом, убираясь в комнатах по три раза в день… Да и с самой хозяйкой у нас установились хорошие «дипломатические» отношения. Так что грех на нас обижаться.

— Говори, Марат Ильич, в чем дело?

— Наверно, она плачет оттого, что мы уезжаем, — сказал он, хитро улыбнувшись.

— Ясно! — подхватил Репнин. — Мы вон как с ней церемонились. Чуть ли не по одной половице ходили. Другие небось не будут с ней цацкаться! Вот она и боится…

— Нехай будэ так! — сказал Черепаха, подходя к нам с каким-то угрюмым видом.

— По местам! — скомандовал я. — Микола, заводи машину!

Черепаха вытащил из-под сиденья заводную ручку, а я сел на место шофера, чтобы нажать на педаль — помочь водителю завести мотор.