И так же падал снег - [9]

Я заторопился, чтоб поскорее добраться до конца переулка и увидеть на самом краю белую нашу мазанку…

Я толкнул калитку — и Шарик, узнав меня, вылез из конуры. Отряхнувшись, он подошел ко мне, встал на задние лапы и лизнул меня в нос.

Шерсть у него была длинная, лохматая, с ледяными сосульками, которые он выгрызал, лежа в конуре. Я гладил его по широкой спине, по его заиндевевшей шубе.

— Как ты живешь, Шарик?

Он глядел на меня грустными глазами и не отпускал от себя.

— Я погощу у вас, Шарик. Мы еще покатаемся с горы!..

Бабушка не вышла, как бывало, мне навстречу. Она лежала в своем закутке, на жесткой кровати, и только повернула ко мне голову.

— Гошенька, подойди поближе, дай мне на тебя поглядеть! Где ты?

— Что с тобой, бабушка? — испугался я.

Ее глаза уже ничего не видели. В них не было зрачков.

А она говорила:

— Вот теперь слышу я тебя. На-ка вот тебе денюшку, купи ты от меня на память себе что.

— Да не надо мне ничего, бабушка. Не надо! — запротестовал я, испугавшись пятирублевки.

— Нет уж, ты возьми! — строго заговорила она. И я притих: я вдруг почувствовал ту темную пропасть, которая стала отделять меня от любимого человека…

— Я вот альбом принес для рисования, — сказал я, боясь заплакать. — Даже Абдулке понравился.

— Вот и хорошо. Нарисуй картинку, и нашей имяниннице будет подарок.

Голова ее откинулась к стенке, и она совсем отвернулась от меня, спрятав лицо в тень.

— Но сперва, — зашептала она, — съешь пирожок. В печурке он, тепленький.

— В какой печурке, бабушка?

— А в той, что пониже, в варежке пирожок.

Я достал из печурки меховую рукавицу и вытянул из нее сверток, в котором оказался теплый пирожок с мясом.

Он хрустел на зубах и рассыпался, и ничего вкуснее я не ел в своей жизни…

И вдруг я услышал, как хлопнула калитка и застучали каблуки по ступеням крыльца. Скрипнули половицы в задней избе. Тетя Еня!

Я оправил на себе вельветовую куртку, пригладил волосы и выступил на свет, поближе к окну, чтоб тетка сразу меня увидела.

— Здравствуйте, тетя Еня, поздравляю вас…

— Здрассте, пожалуйста! — сказала она. — Явился на черствые именины! Чем я тебя угощать теперь буду?

— Да я уж съел пирожок.

Бабушка застонала в закутке. Тетя Еня подозрительно на меня посмотрела.

— Какой-такой пирожок? Никаких пирожков у нас нет!

— А я вот вам картинку нарисовал…

— Не до картинок мне теперь!

И быстро сбросив с себя жакет, она накинула на плечи телогрейку, хлопнула дверью и загремела ведрами в холодной половине избы…

Пришел дядя Андрюша, мы молча поужинали и легли спать.

Мне постелили на полу, и я лег так, чтоб видеть со своего места бабушкину кровать.

Перед темним ликом богородицы мерцала лампадка, и в ее зыбком неверном свете выступала из темного закутка седая голова бабушки, покоящейся на подушке…

После тяжелой работы в котельной дядя Андрюша засыпал мгновенно в тихо, и только среди ночи заходился кашлем, от которого испуганно дрожали в окнах стекла.

— Ох, божье наказанье! — ворчала спросонья тетя Еня.

Я не спал, чутко прислушиваясь к дыханию бабушки.

И вот мне показалось, что она перестала дышать. Я встал и, боясь оглянуться назад на лики святых, подошел к изголовью бабушки. Она не дышала.

Пересилив страх, я подошел к теткиной кровати и тронул тетю Еню за плечо:

— Вставайте, бабушке плохо!

— Спи, полуношник! — сказала ясным голосом тетя Еня и отвернулась от меня на другой бок.

Я лег и напряг весь свой слух: бабушка дышала…

На меня наплывали страхи, которые скапливались в темных углах дома, и я укрылся от них с головой одеялом.

«Как это было давным-давно, то и сделалось теперь сказкой, — говорила откуда-то бабушка. — Сперва город-то был заложен в сорока верстах отсюда. Царю Саину приглянулось место на высокой горе, над речкой. Но там гнездился страшный двуглавый змей, имевший одну главу змеиную, другую — воловью. Первою главою пожирал он людей и животных, второю — питался травой. Кругом его логовища гнездилось много и других гадов. Но жаль было Саину это место, и он позвал деревенского колдуна, который взялся очистить от змей землю Саинову. Чудной дудочкой он сманил всех змей в одно место, сплел их в клубок, обложил сеном и хворостом, полил серой и смолою и поджег…

Бабушка тяжело вздохнула, странно захрапела… А потом я опять из какой-то бездонной глубины услышал ее голос:

«Уничтожил всех змей, изгнал кабанов на озеро, где они еще долго паслись. Спасся из колдовского огня только один Зилантов двуглавый змей, который летал на озеро Кабан пить воду. Вы еще видели его с Абдулкой. Помнишь?»

— Помню, — ответил я и проснулся от страшного грохота, который, казалось, потряс весь наш дом.

Я вскочил и сразу увидел бабушку, лежащую на полу.

— Тетя Еня! — закричал я не своим голосом…

А за окошком скатилась звезда, прочертив стекло светлой линией.

6

Так и не рассвело в те дни, и до самой весны на земле было пасмурно и хмуро, а в конце апреля паводок поднялся выше отметки, затопил белую мазанку, что стояла на самом бугре, первой в Кривом переулке, и весь домашний скарб дядя Андрюша перевез на лодке к Зилантовой горе. А когда полая вода сошла, дом поставили на новые стропила. Дядя Андрюша побелил его, подсинил наличники окон, сходил в баню и в чистом белье лег в постель.